Карел Чапек - Как я был великаном (сборник рассказов)

Он проглотил сразу несколько таблеток… Сознание начало покидать его, когда он вдруг понял, что слова на стене относились не к замку, а к ракете. Это ракета находится на севере западе от него, да, ясно, им удалось ее открыть. Обитатели планеты — кто бы они ни были — ему помогли… Но слишком поздно. А ему так хочется жить!

Сквозь забытье он внезапно почувствовал, как им завладели чьи-то уверенные руки. В последнюю минуту у него мелькнула надежда на спасение. Он поддался минутной слабости, перестал верить в собственные силы, но, раз уж эти существа смогли открыть ракету, они помогут ему…

Космонавт почувствовал чье-то бережное прикосновение. Кажется, ему сделали инъекцию. Мысли его путались, временами он впадал в глубокое забытье, — но он жил, жил! Совсем недавно он был на волосок от гибели, но все позади — теперь он непременно вернется домой.

На миг сознание прояснилось. Он сделал усилие — и открыл глаза.

Какие они некрасивые и неуклюжие! Верно, ему никогда к ним не привыкнуть. Но разве в этом дело? Он спасен, о нем подумали, он в добрых руках.

Эта мысль его успокоила, и он погрузился в здоровый, освежающий сон.

На космодроме дул пронизывающий осенний ветер. Ева стояла с красными, заплаканными глазами, копна волос рассыпалась, и светлые пряди развевались над лбом. Он хотел сказать ей на прощание что-нибудь хорошее, насколько, что-нибудь утешительное, но никак не мог припомнить нужных слов. А тут еще эта стужа, чертовская стужа, и — он стыдился этого — ему не терпелось поскорее забраться в удобную кабину ракеты, где постоянно поддерживалась ровная комнатная температура.

— Пора, — он нежно отстранил Еву и погладил ее по щеке.

— Боже мой, — заплакала Ева и снова бросилась ему на шею — Боже мой, не сердись, я ведь только глупая женщина и ужасно горжусь тобой, но мне страшно, мне так страшно… Я знаю, ты вернешься и не такая уж долгая разлука нам предстоит. Но что-то сжимает мне сердце, не дает вздохнуть…

«Страх, — подумал он. — Это мне надо бы бояться, перед таким дальним полетом в этом нет ничего удивительного — испытать хоть чуточку страха… Но сейчас мне просто очень холодно, и, если сию минуту меня не отправят в ракету, как пить дать простужусь».

Подошли начальник космодрома, главный конструктор и проектировщик полета. Крепко, по-мужски пожали ему руку. Седовласый конструктор успокаивающе обнял Еву за плечи и отвел в сторонку.

В сознании промелькнуло: кто знает, может, все то хорошее, нежное, что он хотел сказать ей, так навсегда и останется невысказанным… Он попытался прогнать нелепую, дурную мысль, сосредоточиться на том, как быстрее надеть скафандр, включить микрофон и укрепить плексигласовый шлем. Но мысль неотступно преследовала его, точно назойливая муха, и, когда захлопнулась герметическая крышка люка, он понял, что теперь и мысль эта заперта с ним в тесной кабине и ему от нее не избавиться.

В наушниках гермошлема послышался треск.

— Все в порядке? — раздался хрипловатый голос начальника космодрома.

— Все в порядке.

— Ну, ни пуха ни пера!

И сразу из диктофона донеслось:

— До старта осталась одна минута! До старта осталась одна минута!

На космодроме завыли сирены, и уже никто не осмеливался высунуть нос из бункера или из скрытого наблюдательного пункта. Нервы у всех напряжены до предела. И все это — из-за него.

Где-то в бункере, сжавшись в комок, Ева заплаканными глазами смотрит в телевизор, весь экран которого занимает его лицо. Растрепавшиеся на ветру волосы лезут ей в глаза, но ей и в голову не придет отбросить их рукой, она будет смешно и мило моргать, словно заспанный котенок.

Только бы на минуту снова оказаться рядом с ней, откинуть ей волосы со лба — пусть не щекочут, не мешают смотреть, еще разок поцеловать ее брови…

— Внимание! Старт через десять секунд! Старт через десять секунд! Отсчет: десять, девять, восемь, семь, шесть…

Еще не поздно нажать кнопку аварийной блокировки и выключить стартовое устройство. Потом можно сказать, будто ему показалось, что один из приборов не в порядке…

— …три, два, один, старт!

Глухой взрыв — и гигантская сила вдавливает его в мягкое кресло. Заметались стрелки циферблатов. Уши заложило, глаза на миг заволокло туманом. Резкий удар, где-то звякнуло разбитое стекло — господи, что случилось? Это конец… кажется, конец… Ева, моя хорошая, почему ты не откинешь волосы со лба…