Карел Чапек - Как я был великаном (сборник рассказов)

— Ну, ничего, Франтишек, — утешил я его, — теперь уж недолго ждать… а когда ты станешь поменьше, мы тебя назначим поваром!

При этой мысли мне вдруг стало весело: вот будет интересно следить за жизнью трех живых куколок! Все игрушечные предметы оживут в их ручках, в печке затрещат дрова, кухонный аромат проникнет на второй этаж, и часики затикают на стене, и трое «братцев» усядутся в столовой за обед! Теплый душ омоет их крохотные тельца, и расстелют они себе постельки, а перед сном чокнутся крошечными бокальчиками: «За наши сны!» А я увижу все, что одновременно будет происходить во всех комнатках, и сам смогу направлять эту игру, смогу играть ими, как куклами! Так радовался я — совсем как ребенок, огорчаясь лишь, что игра будет такой кратковременной и что скоро я навсегда утрачу своих куколок!

Как-то — дело было под вечер — я собирался отмерить верной братии положенные порции напитка в крохотные чашечки и на секунду вышел из спальни.

За окошком смеркалось, высоко в небе зажглись первые звезды. До ночи было еще далеко.

Вернувшись в спальню, я зажег люстру и чуть не вскрикнул от ужаса: в блюдце плавала безжизненная фигурка пана Либека… Я выловил ее пальцами, сжал — то была только одежда, ни тела, ни головы… Пан Либек исчез.

Я уже собрался оповестить о событии обоих покинутых, которые, ни о чем не подозревая, радостно предвкушали угощение перед сном, как вдруг откуда-то послышался голос… голос пана Либека:

— Прощайте, братцы! Простите, что обогнал вас!

Дядя с Франтишеком даже подпрыгнули от изумления, Они все поняли!

— Бедржих! — пискнул дядя. — Где ты?

— Я предал вас и сам был предан! Не верьте в вино! Не верьте в сны! Не верьте в яйцо! Все — обман! Все рассеется! Нет ничего!

— Что-о?! — простонал дядя. — Да где ты?

— На карусели!

— Где, где?

— На карусели!

— Не понял?

— На карусели!

Я затаил дыхание, стараясь не упустить ни словечка.

— …сижу я на спине жабьего чучела. Долго, страшно долго сижу, полвечности сижу и все кружусь, кружусь… Так это скучно, так безнадежно тоскливо… и бесцельно… никаких чувств… карусель скуки… и боли нет… вечно… кружиться… скука…

— Измена, гнусная измена! О горе! — и Франтишек заломил свои крошечные ручки.

— Еще не все потеряно, — начал было дядя.

Но бродяга был безутешен:

— Обман! Все рассеется! Не будет никакого яйца, не будет воскресения из мертвых — только карусель, подлая, языческая карусель, без неба, без ангелочков, без их зонтиков…

— Не отчаивайся, Франтишек, — шептал ему дядя. — Я всегда знал, что сон Либека не исполнится… Может быть, и я последую за ним на эту карусель вечности и встречусь там с моим любимым Боккаччо… В выигрыше будет тот…

— …кто выпьет последним, — перебил его бродяга.

Дядя разом сел на кровати.

— От судьбы не уйдешь, — философствовал он. — А я бы мог, если б хотел, навредить тебе, Франтишек… Мог бы попросту отказать тебе в вине, которое как-никак — попробуй отрицать! — моя собственность, все равно как вот эта крыша над головой. А не дам тебе вина — и ты засохнешь, как сорванный цветок… Но я по-прежнему буду делить с тобой каждую каплю, и не хочу я думать о том, кто из нас выдержит дольше… Такую я на себя епитимью наложил.

Новое жилище… — Победит тот, кто будет последний.

Зубчатое колесико времени крутилось безостановочно, беззвучно и плотно зацепляя звенья дней.

Прошел месяц с момента исчезновения пана Либека. Дядюшка и бродяга коротали дни вдвоем.

Новые заботы встали передо мной: мне хотелось напоследок сохранить для них хоть видимость человеческого существования. Найдя как-то старый футляр, я выстлал его ватой и поместил туда моих пилигримов, которые к концу того, последнего в году, месяца были уже не более спички.

Труднее было подобрать для них посуду и прочие предметы домашнего обихода. Блага цивилизации утратили для них всякую целесообразность, и совершенно неожиданно для себя они вернулись к самому примитивному существованию.

Любопытно, что в течение всего месяца рост их был абсолютно одинаков.

Пожалуй, я понимал, в чем дело: никто из них не хотел исчезнуть первым. Навязчивая идея о воскресении того, кто выпьет последним, держала их, как клещами. И они мучили друг друга, и каждый с нетерпением ожидал гибели другого. Победить ведь должен был последний!

И вот в одно прекрасное утро — было то в конце февраля я больше не нашел их! Прощание оказалось куда проще, чем я представлял, вернее, его не было вовсе. Никаких переживаний — просто я совершенно спокойно констатировал их окончательное исчезновение и дня три после этого не вспоминал о футляре, занятый хлопотами по наследству.