Кристи Голден - Assassin's Creed. Ересь

– Это поможет вам противостоять эффекту просачивания, – удовлетворенно сказала Виктория.

Туман в коридоре памяти трансформировался в темную ночь с небом, украшенным звездами и тонким рожком ущербной луны.

Габриэль проснулся около полуночи. С приездом Жанны он сделался беспокойным, спал тревожно, ни с того ни с сего просыпался в самый неурочный час. Обычно за день он так уставал от работы со скотом, принадлежавшим его отцу, – что не шло ни в какое сравнение с работой в торговой лавке его отчима, – что всю ночь спал как убитый. А теперь ночами он бродил по узким улочкам Бюре-ан-Во. Поскольку городок был очень маленький, то и прогулки были короткими. Но чаще, как сейчас, выйдя из дома Лаксартов, он прислонялся к арочному проему и смотрел на звездное небо, потом возвращался в дом, забывался тревожным сном, ворочался и метался, пока снова не просыпался.

– Саймон, ну как дела?

– Все в порядке, – ответил профессор Хэтэуэй сухими губами Габриэля.

Что же было такого особенного в этой Жанне? Ее нельзя было назвать красавицей: нижняя часть лица немного квадратная, лоб довольно высокий. Ее глаза были какими-то невероятно синими, а волосы – невероятно черными, и все это в сочетании с физически осязаемой энергией, которая исходила от девушки, действовало одурманивающе.

– Совершаешь всенощные бдения? – раздался откуда-то со спины тихий мелодичный голос.

Габриэль вздрогнул. Жанна стояла в нескольких шагах от него, как и он, плотно укутанная в плащ. Ночка выдалась прохладной. Хотя в темноте и сложно было что-то разглядеть, но Габриэль отчетливо видел ее лицо, губы, белизну сильных рук, придерживавших плащ. Звезды отражались в ее глазах, и ему показалось, что она сама будто создана из их света.

– Что? – переспросил он дрогнувшим голосом.

Жанна подошла ближе:

– По крайней мере, монахи называют это именно так. Еще оно называется вигилия, или всенощное бдение, или всенощная. Ты же знаешь о богослужениях. – (Конечно, он знал. Все это знают. Церковные колокола звонят восемь раз в день. Но он не подозревал, что ночную службу называют как-то иначе.) – Будь я дома, я бы бросила все, только заслышав звон ко всенощной, и побежала бы в церковь, – сказала Жанна с легким смехом. – Мне даже приходится ругать нашего звонаря, когда он звонит с запозданием. Но по ночам, чтобы попасть на службу… мне приходилось украдкой сбегать из дому.

На ее лице появилась озорная улыбка, и Габриэль на мгновение затаил дыхание. Она подняла лицо к звездам, и улыбка исчезла.

– Знаешь, они дразнят меня.

– Кто?

– В основном мальчишки – братья и даже мои друзья. Они любят меня, но им кажется странным, что я так часто хожу в церковь.

Прежде Габриэль тоже находил странными эти частые походы в церковь, слыша о них от посторонних. Но все изменилось после их с Жанной знакомства. Она была простой девушкой – любила посмеяться, занималась обычными домашними делами и не позволяла себе расстраиваться из-за насмешек. Она все принимала легко, как данность, и потому это последнее признание озадачило Габриэля.

Жанна повернулась к нему, в темноте ее большие глаза поблескивали.

– Ты тоже думал, что я странная?

Он хотел сказать «нет», но не посмел солгать, глядя ей прямо в глаза.

– Только поначалу. Но когда узнал тебя получше… я вижу, что ты счастлива. И вся светишься изнутри. Думаю, это очень красиво.

У него едва не вырвалось «и ты тоже очень красива», но он прикусил свой неповоротливый язык. Лицо Жанны озарила улыбка.

«Я пропал», – подумал Габриэль, и сердце у него в груди учащенно забилось.

– Габриэль… ты никогда не чувствовал, что отличаешься от других людей?

На какую-то долю секунды он ощутил сильнейшую боль от этих слов и едва заметно задрожал.

– Я незаконнорожденный. И знаю, что я не такой, как все.

– Тебя это расстраивает? – В глазах Жанны появилось сочувствие.

Он кивнул.

– Меня это не беспокоило, когда я жил с отцом и матерью. Я имею в виду мачеху и отчима, – поправил себя Габриэль. – Других родителей я не знал. Мой отчим был торговцем в Нанси. То, что он мне не родной отец, я узнал только после… его смерти. Он заболел лихорадкой.

Жанна грустно вздохнула и взяла его за руку. Габриэль напрягся, предчувствуя наплыв странных, почти болезненных ощущений, которые всегда накрывали его в самый неподходящий момент. Но рука Жанны была прохладной, и ее прикосновение не взволновало, а, наоборот, успокоило его. Напряжение спало, и говорить стало легче.