Пал Молнар - Последний долгожитель (Сборник)

Сквозь матовое затенение на потолке просачивался мягкий красноватый подсвет, наполняя овальное помещение бара приятным полумраком и уютной теплотой. Кроме этих двух мужчин все танцевали, оркестр, поддавшись общему приподнятому настроению, играл вот уже час без перерыва.

Горд, не скрывая скуки, томился разговором. Он ритмично покачивался в такт музыке, с завистью поглядывая на танцующих. Стоило кому-то из них посмотреть в сторону сидящих, как Горд с улыбкой кивал и поднимал свой бокал с виски.

— Постарайся понять меня, Гори, — в третий раз повторил Поллин и одним духом опрокинул в себя виски.

Горд, облокотившись о стойку, посмотрел Поллину прямо в глаза.

— Вот что, приятель, — начал он решительным тоном, с оттенком нетерпения. — Я буду с тобой откровенен, потому что остальные не решатся высказать тебе правду: мы не понимаем и никогда не могли понять тебя, старина.

Поллин отказывался верить своим ушам. Лишь какое-то время спустя он, запинаясь, выдавил:

— В каком… смысле?..

— Не скрою, — спокойно продолжал Горд, — мы тебя ценили как своего рода научный феномен. Ценили, но не более того, Поллин, ведь мы постоянно чувствовали, что ты — нам не ровня. И оттого никто не любил тебя, Поллин… Ты считал меня своим лучшим другом. Это верно, я действительно относился к тебе лучше других. Именно поэтому мне кажется, Поллин, нам лучше объясниться начистоту. Так знай же: мы никогда не понимали тебя и никогда не поймем.

Поллину хотелось убедить себя, что Горд просто шутит.

— Но, послушай, ведь мы неплохо проводили времз, когда бывали вместе… и вы, казалось, рады мне…

Горд резко перебил его.

— Это верно, Поллин. Мы радовались твоему обществу и сейчас радуемся. Но до сегодняшнего вечера мы знали другого человека: не подопытного кролика, занудного нытика и пессимиста, а неизменно молодого Поллина, великого долгожителя, единственного и неповторимого. С ним мы всегда готовы посмеяться и выпить, и девушки гордятся, когда он танцует с ними. Так вот, старина, нам нужен такой Поллин. Очень тебя прошу, дружище, перестань ныть, меня с души воротит от твоих нудных исповедей о рухнувшей семейной жизни и о дураке-докторе. Давай пропустим еще по одной и пошли танцевать!

Поллин почувствовал сильнейшее головокружение. Не от виски, хотя напиток был выдержанный — запасы XX века. Слова Горда его ошеломили. Бутылки, стойка, зажженные светильники, кресла, столы — все заплясало у него перед глазами, когда он, соскочив с табурета, потащился к кабине видеофона. Ему необходимо было поговорить с Далмой, и как можно скорее. По счастыр, из памяти его карманного компьютера еще не стерт кодовый номер родителей Далмы. Зайдя в кабину, он тотчас разыскал этот код и нажал соответствующие клавиши. Пустой экран долгие минуты вибрировал перед глазами, потом появилась Далма; у нее было утомленное, заспанное лицо.

— Далма, родная моя!.. — воскликнул Поллин. Женщина устало провела рукой по глазам.

— Это ты, Поллин… Что тебе нужно?

— Далма, любимая, — ласково проговорил Поллин, — я брошу принимать регенератин и тоже состарюсь… — наклонившись вплотную к микрофону, он прокричал во весь голос: — вместе с тобой!

Женщина молчала, уставившись перед собой сонным взглядом.

— Ты слышишь меня, Далма?.. — воскликнул он.

— Теперь это уже не важно, Поллин, — тихо ответила Далма. — С меня хватит.

Поллин молчал, лицо его окаменело.

— Я всю себя отдала тебе, Поллин, — так же тихо продолжала женщина. — А взамен получила лишь жалкие крохи… ты всегда оставался чужим… С меня хватит, Поллин, я не желаю начинать все сначала. Прощай!

Отображение стало бледнее, отдалилось, экран опустел.

Поллин успел почувствовать только, как колени его подгибаются.

Когда он открыл глаза, то встретил взгляд Горда — холодный, изучающий. Затем и бывший приятель исчез из поля зрения.

Зато откуда-то из непомерной дали вдруг выплыли веселые ребячьи лица: давно забытые друзья детских игр улыбались ему; перед ним возникло доброе материнское лицо, мать смотрела на него пристально и озабоченно, как прежде; а вот девушка, которую он полюбил впервые в жизни, улыбнулась ему радостно и безмятежно, и оба они рассмеялись, звонко и от души, как смеются только в юности…

Вой сирены спугнул видения. Поллин приоткрыл глаза, и белый электрический свет ослепил его. Сильные руки с профессиональной сноровкой подхватили его под мышки, подняли, понесли.

И в эту минуту великий долгожитель почувствовал себя жестоко обманутым.