Петр Воронин - Прыжок в послезавтра

Но не эта, в общем-то ничем не примечательная, обстановка удивила Валентина. Однажды он обнаружил, что окно утратило свою непроглядность, и за ним - сосны вперемежку с березами, снег. Тротуар вдоль дома был расчищен, но у обочины снег толщиной в метр, не меньше. На ветвях густой куржак. Солнце висело низко, и по сторонам от него были малиновые «уши». Значит, мороз крепкий, не меньше двадцати.

Зима? Но сколько же времени он болел, если подобрали его в марте, а теперь опять зима? Что же, он целый год пролежал без сознания?.. Этого не могло быть.

Валентин позвал Саню:

- Какой сейчас месяц? - Саня недоуменно моргал глазами. - Апрель? Май?

Результат был тот же.

- А, что толку тебя расспрашивать! - Валентин опустился на банкетку возле самого окна и тотчас увидел детей, степенно вышагивающих по тротуару. Позади них - две женщины.

Дети остановились как раз напротив, глядели прямо на Валентина. Одна из женщин что-то объясняла им и тоже глядела в окно, прозрачность которого казалась особенно удивительной после недавней зеркальной непроглядности. У Валентина было ощущение, что между ним и детьми нет преграды. Стоит протянуть руку, и коснешься головки вон того малыша в красной, похожей на шлем, шапчонке. Почему же ребятишки не замечают незнакомого им чужого дядю?

И еще одно было невероятным. Детей одели только в курточки и брючишки из тонкой ткани. Очень красивой, переливающейся на свету всеми цветами радуги, но явно летней. На ручках перчатки - тоже тоненькие, обтягивающие каждый пальчик. В лютый-то мороз! Да что же думают воспитательницы?! Они же перепростудят детей!

Валентин возмущенно посмотрел в сторону женщин. Но те были одеты ничуть не теплее. Только цветом куртки и брюки были поскромнее.

- Да уходите же! - крикнул Валентин, но его не услышали, как не слышал голосов и он сам. Селянин застучал в окно косточками пальцев, но едва уловил глухой звук: стекло гасило удары, подобно войлоку.

А там, за окном, дети двигались так неторопливо, словно нет и в помине солнца с ушами и леденящего мороза, словно сейчас раннее летнее утро.

Валентина взяла оторопь. Что, если ему все это мерещится? Он усомнился в себе самом, в Ольге, в реальности всего окружающего… Или… или он сходит с ума?!

Селянин бросился в прихожую, где была его одежда. Сейчас же на улицу! Немедленно!! Надо проверить, убедиться…

Выбравшись из дома, он в первый миг задохнулся от морозного воздуха. Привычно прикрыл рот и нос ладонью. А взгляд метался вокруг, - ища опровержения: нет же, не сошел с ума! И лес, и снег, и мороз были на самом дели. Дети?.. Но они могли уйти, пока он одевался. Да, да, это их приглушенные голоса там, в лесу. Скорее туда!

Ноги слушались плохо. Селянин то и дело спотыкался, скользил на утоптанном снегу. Дорожка постепенно сужалась. Безжалостно скрипел под ногами снег, а голоса детей - их перекрыло жужжание странной зеленой машины, похожей не то на гигантского шмеля, не то на бесхвостую стрекозу. Если бы не эта ее бесхвостость и не отсутствие зонтика вращающегося винта, машину можно было бы принять за вертолет. Необычный, мелодично жужжащий вертолет. Но в том-то и дело, что не было у машины винта, не было привычно грохочущего мотора, и поддерживали ее в воздухе крылья, не видимые в немыслимо быстром махе. Об этих крыльях можно было лишь догадываться, глядя на голубоватые прозрачные клинья, словно пристывшие остриями к бокам машины.

А потом жужжание донеслось не сверху, а откуда-то из-за деревьев, совсем рядом.

Три такие же, как первая, машины сидели друг на друге, словно склеенные. Хотя нет, не сидели. Они все вместе парили, пока нижняя не метнулась вдоль дорожки и не взмыла над лесом. После этого две оставшиеся опустились на снег обе вместе, и у нижней - Валентин с ужасом увидел это - задвигался, морщась, сферический конец и разверзлась ненасытно огромная пасть. Иначе и нельзя было назвать появившееся багровое отверстие! И сами зеленые машины были не машинами вовсе, а чудовищами, готовыми проглотить все, что ни попадется.

И тут он заметил в лесу, на дорожке, детей. Тех самых, которые недавно стояли возле его окна. Сейчас чудовище заглатывало их.

Селянин дико закричал. Мир, который он видел и слышал, был неправдоподобен и существовал скорее всего лишь в его больном воображении. И то, что какие-то цепкие руки схватили его, не позволяя броситься на выручку беззащитным малышам, тоже было подтверждением безумия, потому что иначе его не стали бы удерживать, а наоборот, помогли бы спасти детей.