Альфред Вогт: Чудовище / The Monster

Инэш вместе с остальными членами совета пристально следил за биологами: те закрепили зажимами крышку воскресителя и процесс пластического восстановления начался. Он почувствовал, как всё внутри него напряглось. Он знал, что сейчас произойдёт. Знал наверняка. Пройдет несколько минут, и древний обитатель этой планеты поднимется на воскресителя и встанет перед ними лицом к лицу. Научный метод воскрешения прост и безотказен. Жизнь возникает из тьмы бесконечно малых величин, на грани, где всё начинается и всё кончается, на грани жизни и нежизни, в той сумеречной области, где вибрирующая материя легко переходит из старого состояния в новое, из органической в неорганическую и обратно. Электроны не бывают живыми или неживыми, атомы ничего не знают об одушевленности или неодушевленности, но когда атомы соединяются в молекулы, на этой стадии достаточно одного шага, ничтожно малого шага к жизни, если только жизни суждено зародиться. Один шаг, а за ним темнота. Или жизнь. Камень или живая клетка. Крупица золота или травинка. Морской песок или столь же бесчисленные крохотные живые существа, населяющие бездонные глубины рыбьего царства. Разница между ними возникает в сумеречной области зарождения материи. Там каждая живая клетка обретает присущую ей форму. Если у краба оторвать ногу, вместо неё вырастет такая же новая. Червь вытягивается и вскоре разделяется на две такие же прожорливые системы, совершенные и ничуть не повреждённые этим разделением. Каждая клетка может превратиться в целое существо. Каждая клетка «помнит» это целое в таких мельчайших и сложных подробностях, что для их описания просто не хватит сил.

Но вот что парадоксально – нельзя считать память органической! Обыкновенный восковой валик запоминает звуки. Магнитная лента легко воспроизводит голоса, умолкшие столетия назад. Память - это филологический отпечаток, следы, оставленные на материи, изменившие строение молекул; и, если её пробудить, молекулы воспроизведут те же образы в том же ритме.

Квадрильоны и квинтильоны пробуждённых образов-форм устремились из черепа мумии в воскреситель. Память, как всегда, не подвела. Ресницы воскрешённого дрогнули, и он открыл глаза.

– Значит, это правда, – сказал он громко, и машина сразу же перевела его слова на язык гэнейцев. – Значит, смерть – только переход в иной мир. Но где же все мои приближённые?

Но последнюю фразу он произнес растерянным, жалобным тоном. Воскрешённый сел, потом выбрался из аппарата, крышка которого автоматически поднялась, когда он ожил. Увидев гэнейцев, он задрожал, но это длилось какой-то миг. Воскрешённый был горд и обладал своеобразным высокомерным существом, которое сейчас ему пригодилось. Неохотно опустился он на колени, простёрся ниц, но тут сомнения одолели его.

– Вы боги Египта? – спросил он и снова встал. – Что за уроды! Я не поклоняюсь неведомым демонам.

– Убейте его! – сказал капитан Горсид.

Двуногое чудовище судорожно дёрнулось и растаяло в пламени лучевого ружья.

Второй воскрешённый поднялся, дрожа и бледнея от ужаса.

– Господи, боже мой, чтобы я ещё когда-нибудь прикоснулся к проклятому зелью! Подумать только, допился до розовых слонов…

– Это что за «зелье», о котором ты упомянул, воскрешённый? – с любопытством спросил Йоал.

– Первач, сивуха, отрава во фляжке из заднего кармана, молоко от бешеной коровки – чем только не поят в этом притоне, о господи, боже мой!

Капитан Горсид вопросительно посмотрел на Йоала:

– Стоит ли продолжать?

Йоал, помедлив, ответил:

– Подождите, это любопытно.

Потом снова обратился к воскрешённому:

– Как бы ты реагировал, если бы я тебе сказал, что мы прилетели с другой звезды?

Человек уставился на него. Он был явно заинтересован, но страх оказался сильнее.

– Послушайте, – сказал он, – я ехал по своим делам. Положим, я опрокинул пару лишних рюмок, но во всём виновата эта пакость, которой сейчас торгуют. Клянусь, я не видел другой машины, и, если это новый способ наказывать тех, кто пьёт за рулём, я сдаюсь. Ваша взяла. Клянусь, до конца своих дней больше не выпью ни капли, только отпустите меня.

– Он водит «машину», но он о ней совершенно не думает, – проговорил Йоал. – Никаких таких «машин» мы не видели. Они не позаботились сохранить их в своём музее.

Инэш заметил, что все ждут, когда кто-нибудь ещё задаст вопрос. Почувствовал, что, если он сам не заговорит, круг молчания замкнётся. Инэш сказал: