Владимир Михайлов - Стебелек и два листика

Такая вот несуразица привиделась. Юниор сидел в темноте, курил и качал головой. Ладно, об отце он сегодня думал, да и о Леде, наверное, тоже: вряд ли проходил день без того, чтобы Юниор о ней не подумал. Но лейка, дерево… Ерунда какая-то, наплевать и забыть.

Чтобы забыть, надо было на чем-то сосредоточиться, на первом же, что придет в голову. Сыграть в слова хотя бы. Вот хорошее слово: комбинатор. Что мы можем из него сделать?..

Вместе с этим словом на память пришел Георг, и Юниор задумался о конструкторе.

Он знал его мало, но похоже было, что никто не знал Георга хорошо - не по работе, разумеется, но как человека просто. Да это вряд ли кого интересовало. Был он не очень общителен, в людных местах его жену встречали куда чаще, чем его самого, и ее всегда кто-нибудь сопровождал. Говорили, что у Георга одна страсть в жизни: работа. Он и в самом деле был великим конструктором в микротронике, идеи его всегда бывали небанальны и масштабны. Но когда Юниор единственный раз увидел его с женой, то понял, что страстей у Георга было самое малое две: второй была Зоя, это сразу бросалось в глаза. Только что снова расставшись с Ледой, Юниор пристрастно всматривался в каждую пару - счастливую или несчастливую. Какой была эта, он не мог определить. Зоя, казалось, принимала любовь мужа,- какую-то безоглядную и надрывную, после какой уже не бывает ничего,- принимала как должное и не очень ею дорожила; кокетничала, болтала с другими, танцевала, даже уединялась - й лишь однажды Юниор перехватил брошенный ею на Георга взгляд и понял, что все куда сложнее, и что оба этих человека находятся в состоянии какой-то глубокой, внутренней, хорошо скрываемой тревоги - такой тревоги, отдавшись которой человек легко теряет контроль над собой. Зоя почувствовала взгляд Юниора, обернулась, встретилась с ним глазами, засмеялась, подошла и потащила его танцевать - было это на банкете по случаю завершения институтом работы. Во время танца Зоя как бы шутя, но на деле серьезно сказала: «Георг в последнее время много говорит о вас. Вы ему понравились».- «Мы недавно знакомы»,- ответил он, несколько смешавшись. «Вот и попросите его, как новый друг, хоть иногда слушаться жены».- «Не верю, чтобы он вам противоречил».- «Ни в чем, кроме работы. Он переутомлен. Он… это может плохо кончиться. Иногда мне кажется, что он теряет главное: уверенность в себе. Без нее он погибнет. Я отвлекаю его, как могу. Но в этом он со мною не считается… Скажете?» - «Если представится случай. Но ведь он вот-вот закончит - если уже не закончил?» - «Дай бог…» - вздохнула она.

Юниор, пожалуй, и сказал бы об этом Георгу, если бы не слышал его речи на том же банкете. То был, по сути дела, тост. «То, что мы делаем,- сказал тогда Георг,- во всех отношениях выше и значительнее нас, оно относится совершенно к иной категории - потому что если мы плод слепой эволюции, то наши создания - продукт целеустремленного разума, иными словами, они уже по своему происхождению выше, ибо ведут родословную от идей, а мы - от протоплазмы. Вы считаете, может быть, что созданное природой прекраснее сделанного нами? Утверждаю: нет, мы делаем не хуже, а порой и лучше естества. Уже сегодня делаем. А это значит, что мы можем и должны приносить в жертву своему делу самих себя и все, что нам принадлежит, но не имеем права в жертву себе и тому, что нам принадлежит, приносить дело!» Все зашумели, большинство зааплодировало, кто-то попытался затеять дискуссию, но все хотели веселиться, колоссальное напряжение наконец отпустило людей, и не до высоких материй было…

Да, тогда Юниор усомнился в том, что Георга нужно и можно отрывать от работы - хотя бы ради его же блага. Окончательно разведчика убедил в этом разговор, состоявшийся в трюме-один его корабля, представляющем собою круглое в плане шестиэтажное сооружение. Трюм был почти пуст, техники и роботы заканчивали демонтаж прежнего оборудования, которому так и не пришлось поработать, потому что от колонизации планеты Зиндик отказались и потому, что на свет родился Комбинатор Георга. Прежняя программа называлась «Анакол». Смысл ее заключался в том, что для перевозки тысячи людей ради освоения планеты нужно было бы множество рейсов - это не окупалось. Но корабль мог взять на борт лишь ограниченное число пассажиров, очень небольшое. Лететь предстояло месяцы, и пассажиры не могли коротать время в полной неподвижности: им была нужна нормальная площадь для жизни, театр, спортивный зал, бассейн, места для прогулок, и если бы все это соорудить в трюме-один, корабль взял бы на борт лишь несколько десятков человек. Конструктор «Анакола» предлагал везти людей как бы в анабиозе - на деле то был не анабиоз, а нечто вроде регулируемой летаргии, в которой, как показали испытания, человек мог. провести до полугода без всякого ущерба для себя, не двигаясь, минимально потребляя и занимая мало места. Проект был принят, заканчивалось оборудование трюма множеством тесных, на одного, кабинок с подведенными коммуникациями и датчиками.