Дмитрий Колодан - Покупатель камней

Продолжалось это около часа и закончилось нелепым и жутким образом. На край забора тяжело опустилась толстая бронзовка. Доктор тут же шагнул к жуку и схватил, крепко сжав двумя пальцами. Некоторое время он разглядывал его – и вдруг положил в рот и старательно разжевал. Я был в шоке.

Как рассказал мне Густав Гаспар, Северин объявился в посёлке пару лет назад. Он выдавал себя за отошедшего от дел ветеринара. Местные жители даже пробовали обращаться к нему за помощью, но это быстро прекратилось, после того как он без всякого наркоза отрезал лапу коту прямо на глазах изумлённой хозяйки. И нисколько не сомневаюсь, что за закрытыми дверьми Северин занимался и другими мерзостями, которые в его представлениях назывались «наукой». Густав Гаспар как-то нашёл на пляже мёртвую игуану со следами хирургического вмешательства – не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто стоит за этим.

Северин действительно проявлял интерес к ящерицам. Несколько раз я видел его рядом с колонией, обычно поздно вечером. После заката игуаны особенно ленивы, поймать их не составляет труда, и доктор пользовался этим. С помощью длинной удочки с нейлоновой петлей на конце он стаскивал их с камней, каждый раз он унося с собой одну или две рептилии. Страшно подумать, что ждало их в лапах чудовищного вивисектора.

Чувствуя некоторую ответственность за игуан, я пытался проследить их дальнейшую судьбу, но мне так и не удалось узнать, для чего они понадобились Северину. А после неудачного падения я и вовсе вынужден был прекратить свои детективные изыскания.

Когда боль в руке поутихла, я попытался вернуться к работе, но было ещё рано. Так что я просто гулял по пляжу, наблюдая за игуанами, собирая раковины и интересные камни – и по большому счёту изнывая от безделья. В один из таких дней, кажется в четверг, и началась история с рыбами.

В то утро меня разбудил пронзительный лай прямо под окнами. Я где-то читал, что собачий лай входит в пятёрку самых раздражающих звуков, опережая даже скрип мела по грифельной доске; в данном же случае налицо была попытка побить все рекорды. Я выглянул в окно.

Открывшаяся картина носила отпечаток нездорового гротеска. Окно моей спальни на втором этаже выходило во двор, за которым начинался огород госпожи Феликс. Разделял их невысокий кирпичный забор, увитый сухим плющом, – эта граница и послужила сценой. Актёров было всего двое: смотритель маяка Густав Гаспар и Лобо, старый пудель госпожи Феликс, но их вполне хватило, чтобы разыграть самый нелепый фарс из тех, что мне доводилось видеть.

Собака срывалась на визг. Сознаюсь, при всей моей любви к животным, Лобо не вызывал у меня симпатии: грязное, неопрятное и чертовски склочное создание, упивающееся собственной безнаказанностью. У бедняги был паралич задних лап, поэтому передвигался он на плетёной тележке с колёсами от детского велосипеда, но, надо признать, с поразительной ловкостью. Лобо обладал удивительным даром появляться в самый неподходящий момент лишь затем, чтобы вас облаять, а то и вцепиться в ногу. К сожалению, ни у кого не поднималась рука проучить подлого пса, а жалобы, обращённые к хозяйке, натыкались на стену полнейшего непонимания. Сейчас Лобо с торжествующим видом возвышался над своей добычей – ботинком Густава Гаспара.

Самого хозяина обуви я заметил не сразу. Сначала я увидел ноги, торчащие над забором подобно беспокойной букве 'V'. На ветру трепыхался полусдёрнутый с ноги полосатый носок. Присмотревшись, я сообразил что Густав свесился с забора вниз головой, в лучших традициях Белого Рыцаря. Одной рукой он опирался о землю, в другой сжимал корявый сук, которым пытался подцепить ботинок. Пёстрая гавайская рубашка сползла чуть ли не до подмышек. Лобо, прекрасно сознавая своё превосходство, держался вне досягаемости от палки и явно издевался. Он то и дело переносил ботинок с места на место, но так, чтобы у Густава оставалась надежда дотянуться. Рискуя свернуть себе шею, несчастный смотритель извивался, словно угорь, благо сам был длинным и тощим. Признаться, мне было непонятно, что же мешает Густаву слезть с забора и попросту отнять башмак, но, видимо, на то были свои причины.

Развязка пантомимы наступила совершенно внезапно. Густав вытянулся и исхитрился воткнуть сук между спицами. Собаки, насколько я помню, лишены мимических мышц, однако на морде у Лобо появилось выражение крайнего недоумения. Он умолк. Густав неторопливо слез с забора, поднял ботинок. Пудель попытался отползти.