Теодор Старджон: Умри, маэстро! (авторский сборник)

— Я бы отдохнул, — отвечаю я.

— Все бы отдохнули, — говорит Криспин. — Нас всех изводит история с Латчем. Но если б не она, мы бы раньше лета и не думали о перерыве. Тогда Фоун спрашивает:

— Чего бы хотел от нас Латч? Мофф — это Лью Моффат, он играл на язычковых — говорит:

— Не может быть сомнений на этот счет.

Общий шум — все согласны. Латч двигал бы дальше.

— Значит, двигаем дальше? — спрашивает Крисп.

Все говорят "да" — кроме меня. Я промолчал. Никто этого не заметил.

Криспин кивает.

— Остается один серьезный вопрос. Поскольку мы решили, как действовать, можно продолжать. Но кто-то должен взять на себя бухгалтерию, контракты, всю кучу аранжировок, бронирование гостиниц и так далее.

— Ты в смысле "кто-то один"? — спрашивает Скид. — Латч делал работу за четверых.

— Знаю, — говорит Криспин. — Так как вы думаете, мы сможем это устроить? Как насчет аранжировок? Скид, вы с Фоун помогали ему больше других.

Скид кивает. Фоун говорит:

— Мы справимся.

— Ладно. Я беру деловую часть, если вы "за". — Все согласны. — Теперь насчет афиш. Жульничать мы не можем: исчезно.., э-э.., отсутствие Латча вызвало массу публикаций, и если он не появится прежде, чем мы начнем, его нельзя ставить в афишу. Заказчикам это не понравится.

Они разжевали это дело. Наконец Скид спрашивает:

— Крисп, а почему тебя не поставить?

— Меня? Я этого не хочу.

Тут заговорили все разом. Главная мысль была в том, что Криспин работал рядом с Латчем, и народ хочет, чтобы он был главным.

До тех пор Криспин сидел, откинувшись в кресле. Теперь встал, выпрямился и сказал:

— Хорошо, хорошо! Но сначала послушайте. Этот джаз называется "Пропащие парни Латча Кроуфорда", и если вы не против, так будет и дальше. Если хотите, дадим в афишах: "Парни Дона Криспина и Латча Кроуфорда", но я хочу, чтобы Латч, где бы он ни был, знал, что мы — по-прежнему его джаз. А это также значит, что любая новая аранжировка или вещь должна делаться так, как сделал бы Латч — самым лучшим образом, насколько удастся. Если кто услышит в джазе что-нибудь такое, что не звучало бы как при Латче, пусть скажет сразу. Я хочу этого потому, что когда Латч вернется... Черт побери, не желаю говорить: "если вернется"! Чтобы когда Латч вернется, он бы мог в середине номера подхватить дирижерскую палочку и с места вести дальше. Вы хотите этого?

Они этого хотели. Когда они угомонились, заговорил Коко де Камп, забойный трубач — вроде как смущенно:

— Криспин, мне не хочется портить настроение, но я получил приглашение на постоянку в ансамбль Кинга. Мой контракт с Латчем заканчивается на этом турне, я думаю, что у Кинга смогу проявить себя лучше. Но это, — добавил он поспешно, — только если Латч не вернется.

Криспин пожал плечами, почесал в затылке. Посмотрел на Фоун. Она опять сказала:

— Как бы обошелся с ним Латч?

— Все верно, — отозвался Криспин. — Латч позволил бы тебе валить, куда хочешь. Он никогда не останавливал тех, кто хотел уйти.

Я бы мог сказать пару слов. Не стал. А Криспин говорил дальше:

— Это ключевое слово, ребятки: чего бы захотел Латч? Отсюда и начнем. Кто еще хочет уйти? Никто не должен чувствовать, будто его держат.

Контрабасист — он был с нами всего два месяца — сказал, что он тоже думает об уходе. За ним и я сказал свое.

— Ох, не надо! — вскрикнула Фоун. А Криспин спросил:

— Но почему, Флук?

Все уставились на меня. Я поднял руки и сказал:

— Я так хочу, и все тут. Что мне теперь — анкету заполнить?

— Без Флука не будет "Пропащих парней", — проворчал Скид.

Прав оказался Скид. "Оркестр Дона Криспина и Латча Кроуфорда" — такое название они вынесли на афиши. Криспин и Фоун изо всех сил пытались меня отговорить, но нет, не вышло. Не вышло. Я с ними покончил и был сам по себе. По-моему, Фоун вообразила, что мне тяжко оставаться в джазе без Латча — ведь он был так добр ко мне. Идиотство. Смеяться мне хотелось, вот что, но я не мог смеяться на глазах у наших лабухов.

Мы распростились в Санта-Монике после конца гастролей. Я думал, погуляю на свободе годик, огляжусь, но надо ведь — подносят на золотой тарелочке предложение: работать ночным диск-жокеем на радиостанции в Сиэтле. Это было самое оно. Мой голос, дикция, забористые хохмы и пошлятина отлично подходят для такого дела, но лучше всего, что я смогу работать там, где людям не придется смотреть на мое лицо. Иногда я думаю: вот, если бы с самого начала попал на радио, тогда бы не.., может, не стал бы таким парнем, который... Эх, чего теперь зря болтать.