Пирс Энтони - Хтон

Но Бедокур не нарисовал кости.

Атон первым из мужчин пришел в себя. Не считая напряжения в горле, мешавшего дышать, боли никакой. Зато сильнейшая усталость, желание опустить руки и отдаться воле волн — стряхиваемое, впрочем, холодной водой. Атон испытывал отвращение. Не к нелепой коммунальной ванне, а к своей неспособности сопротивляться болезни.

— Микса! — воскликнул он. — Наверняка об этом и предупреждал Бедокур. Какой-то вирус.

Женщина рядом посмотрела на него. Та черноволосая, уже не такая симпатичная, как до похода, но все еще привлекательная. При Гранатке она его сторонилась, но Гранатка скормила себя существу под белым буруном, пока остальные в безопасности переплывали реку, и теперь место было свободно.

«Если бы все когда-нибудь кончилось так легко, чтобы позволить вдохновенную расплату…»

— Наверняка в воздухе, — сказала она. — Лучше отсюдаубираться.

«А я так и не узнал ее имени».

Ожил Старшой.

— Ага, — согласился он.

Двинулись дальше, пытаясь бежать от заразы, которую наверняка несли с собой. Но далеко не ушли.

И вновь началось с женщин. На этот раз у них поднялась невероятно высокая температура. Ни термощупов, ни градусников не было, но простое прикосновение к телу убеждало, что температура на несколько градусов выше нормы. Жар возрос до предела человеческой выносливости. Потом еще выше.

Идти больше не пытались. Было очевидно, что они не могут ни обогнать болезнь, ни спрятаться от нее. Туннель расширялся в купол-пузырь, еще один реликт возникновения Хтона, совершенно неуместный в этой части пещер, зато как раз для их беспомощного положения. Основание на небольшую глубину заполнено чистой водой — удобно и относительно безопасно. Все расположились в озере и на берету в ожидании, что произойдет дальше.

«В какой момент, — гадал Атон, — произошло умоповреждение? Наверняка жар сварил нервные клетки своих жертв. Вопреки мнению врачей, нет предела температуре, которую может вынести тело, но такой жардействительно опасен. По этому ли пути направлялось безумие Бедокура? Если да, как перехитрить болезнь? Можно ли снизить жар, когда болезнь в разгаре?»

Атон вглядывался в воду. Она была холодна; отряд находился гораздо ниже огненного кольца. Полностью погруженный…

Нахлынул жар. Атон сполз в озеро и лег на дно, устроившись так, чтобы одно лицо выступало над водой. Наступило блаженное облегчение. Но кровь в нем кипела, ткани клубились. Пекло голубого граната вряд ли было так горячо, как это.

Атон смутно слышал вокруг себя плеск и бултыхание. Что-то происходило, но он боялся сесть и посмотреть, боялся покинуть воду из-за бессознательного страха, что вспыхнет, едва это сделает.

Он должен. По какой-то причине стало трудно дышать. Что-то мешало.

Атон сел, коснулся ладонью рта и обнаружил, что тот забит толстым слоем вонючего клея. На этот раз внутри, в носоглотке, а не на коже. В носу непроходимая пробка. Атон сунул палец в рот и выскреб оттуда комок желтой слизи — прогорклой и тухлой, тотчас же затвердевшей на воздухе. Неудивительно, что дышать так трудно. Слизь засоряла дыхательные пути, застывая на них.

Он попытался оглядеться и обнаружил, что такой же гной обволакивает его глаза, почти залепляя их. С другими было то же самое: с мужчинами и с женщинами — болезнь не различала более полов. Кого то уже рвало из-за тошнотворных отложений. Один мужчина отодрал от слизистой оболочки огромный твердый кусок: на нем была кровь. Позволять гною накапливаться — значило выбирать между увечьем и удушьем. А жар неистовствовал по-прежнему.

Атон погрузил лицо в воду, пытаясь избавиться от этой мерзости. Помогло: комья рассосались. Он сплюнул густую смолу, снова, ощутил во рту зловонную пробку и вновь окунулся. Вода спасла во второй раз.

Остальные последовали его примеру. Для троих делать что-либо было уже поздно. Некоторые еще колебались и наверняка вскоре задохнутся. Помочь ближнему ни у кого не было времени. Казалось, от этого нападения нет защиты — лишь временное прерывание симптомов постоянным полосканием.

Озеро смердело.

— Передвинемся… немного, — прохрипел Старшой.

Они передвинулись, но лишь настолько, чтобы оказаться в чистой воде. Даже недолгая ходьба неимоверно их утомила. Болезнь высосала из людей все силы.

Она продолжалась беспредельно долго. К концу почти все просто переползали с места на место, не в силах более ходить. Судя по чувству голода, Атон оценил время со вспышки болезни в полтора перехода — но субъективно оно казалось во много раз дольше.