– Нартанг! Сы;ночка, ты здесь?! А я думала ты давно уж у командиров! – удивленно отшатнулась Дара, спокойно вошедшая в палатку воина, уверенная в том, что того уже давно в ней нет, – А я девочке вот покушать несу, – кивнула она на зажатую в руке миску с дымящейся горячей похлебкой и растерянно уперлась наивно-добрым взглядом в перебитую ударом клинка цепь, отметив отсутствие пленницы, – Где же она?
– Ушла, – коротко ответил воин, еще раз внутренне сжавшись, проклиная совсем расстроившиеся чувства.
– Ты ее отпустил?! – улыбнулась предположению женщина, – Правильно, – кивнула она,
– Бедняжка так страдала.
– Сама ушла, – мертвым голосом рыкнул Нартанг, упираясь в добрую стряпуху своим немилосердным взглядом.
– Я что-то не то принесла?! – испуганно встрепенулась Дара, замечая на полу пятно крови и хватаясь рукой за лицо.
– Нет. Так получилось, – не зная как и не желая говорить буркнул воин.
– Ну и ладно, – махнула сметливая женщина, поняв, что это не ее дело, – На хоть тогда сам поешь.
Нартанг не взглянул на пищу.
Дара поспешила удалиться, уже уверившись, что «сыночка» сейчас не в себе и как никогда опасен даже для нее.
Прошло первое потрясение от самоубийства всадницы. Прекратился водоворот мыслей о его отношениях с женщинами в этом чужом и непокорном ему мире. Все умозаключения воина, так злившие его поначалу выводом о своей полной никчемности, как любовника, и невозможности обрести понимание и признание новой подруги, более не волновали его. Как омертвел он душой когда-то посреди пустыни, потеряв единственного соотечественника – Актара, так и теперь, едва оттаяв при своих воинах, он вновь обратился в каменного истукана, которому не ведомы были ни жалость, ни раскаянье, ни вообще какие-либо человеческие чувства. Появившаяся было надежда на обретение личного счастья с достойной подругой закончилась полным крушением чувств… Он шел в новый бой и не искал там победы… Он просто нес смерть, истребляя любую жизнь…
Седовласый Халдок только косился на молодого короля – таким он его еще не помнил.
Бой за боем теснили хистанцев воспрявшие духом воины. Победа в стычках окрыляла бойцов, настроение в лагере войск Кеменхифа было радостное. Даже воины Данерата чаще стали отпускать между собой какие-то беззлобные шуточки. И лишь их король по прежнему оставался хмурым.
Однажды к Нартангу пришла Дара. Она зашла за ним в шатер, когда он вернулся вечером от Хадора, и как-то так посмотрела на него, что воину не захотелось пугать ее своим обычным суровым вопросом «Чего еще», он просто сказал:
– Я устал, Дара.
– Я знаю, сыночка, – кивнула блаженная женщина – в последнем бою она потеряла и сына, но эта утрата, казалось, никак не отразилась на ней – она еще раньше была готова к этому, если вообще не считала его уже давно погибшим. Но как не далека она была от реального мира, глаза ее смотрели достаточно осмысленно и проницательно, – Я знаю что ты устал. Ты совсем себя уже загнал. Я вот тебе отварчика сварила. То все хорошие травы – они все зло из тебя выгонят, покой дадут, сон спокойный, – в руках она сжимала небольшой пузатый кувшинчик.
– Дара ты меня лечить что ли вздумала?! – оскалился воин.
Его «улыбка» заставляла шарахаться и бывалых вояк, но женщина восприняла ее так, если бы смотрела на самого обычного простоволосого деревенского парня:
– Да не лечить, Нартангушко, – душу твою успокоить. А то я смотрю, уж больно сильно ты по той девочке бедненькой убиваешься. Зло от твоих мыслей большое рождается и тебя же гложет…
– Хватит! – зло оборвал ее Нартанг, – Ни по кому я не убиваюсь! И ничто меня не гложет! Поди уже отсюда, Дара! Не то время ты нашла для речей своих!
– Ну вот опять, сыночка, – снисходительно улыбнулась женщина, – Неужели сам не видишь себя?
В этот момент Дара напомнила почему-то Нартангу полубезумного старика-знахаря Хайрага из города своего несчастья. Врачевателя все называли и считали безумным, но не один месяц тесного общения с ним дал воину понимание сущности деда – он просто все видел и принимал по-своему. Он не знал, а чувствовал мир – все, что имело простое и чистое назначение, было открыто для него, люди же доброму старику не давались в понимание – слишком много зависти и зла было в них.
Поэтому старик общался с теми, кого понимал – со зверьми, людей же избегал и сторонился. Дара же, тоже по-своему принимала окружающее – она просто не видела зла ни в людях ни в действиях – она видела только добро и давала только добро и сострадание.
Читать дальше