Филип Дик - Кукла по имени «Жизнь»

Ты хитер, Сэм К. Берроуз, сказал я себе. Но ты не можешь читать мои мысли. И они не отразятся на моем лице: я слишком опытен, слишком профессионален, чтобы обнаружить себя.

Пока я одевался и завязывал галстук, я тренировался перед зеркалом. Мое лицо было абсолютно безмятежным: никто бы не догадался, что внутри меня мое сердце разрывалось на кусочки, пожираемое страстью — любовью к Прис Фрауенциммер или Вумэнкайнд или как бы она там себя сейчас ни называла.

Вот что значит зрелость, говорил я себе, пока, усевшись на кровать, начищал свои ботинки. Это — способность скрывать свои настоящие чувства, способность создавать маску. Способность сделать идиота даже из большого человека, такого, как Берроуз. Если ты можешь это сделать — считай, что ты это уже сделал.

В противном случае ты конченый человек. Вот в чем весь секрет.

В номере мотеля был телефонный аппарат. Я вышел и позавтракал яичницей с ветчиной, запил все это кофе и соком. Затем, в девять тридцать, я вернулся в свой номер и взял телефонный справочник Сиэтла. Я провел немало времени, изучая списки разнообразных предприятий Берроуза, пока не нашел одного, где, по моим расчетам, он должен был быть.

Набрав номер, я услышал в трубке приятный девичий голосок:

— «Нортвест илектроникс», доброе утро.

— Мистер Берроуз уже пришел?

— Да, сэр, но он сейчас говорит по другому телефону.

— Я подожду. Девушка весело сказала:

— Я вас соединю с его секретаршей.

После долгой паузы я услышал другой голос, тоже женский, но более низкий, слышно было, что говорит взрослая женщина.

— Офис мистера Берроуза. Представьтесь, пожалуйста. Я сказал:

— Я хотел бы записаться на прием к мистеру Берроузу. Меня зовут Льюис Роузен. Я прилетел в Сиэтл прошлой ночью из Буаз, мистер Берроуз меня знает.

— Минуточку, — снова длинная пауза, потом женщина произнесла: — Мистер Берроуз сейчас будет говорить с вами. Говорите, сэр.

— Привет, — сказал я.

— Привет, — проник в мое ухо голос Берроуза. — Как дела, — спросил он бодро, — Роузен? Чем могу быть полезен?

— Как там Прис? — спросил я от неожиданности, что прямо сейчас с ним разговариваю.

— Прекрасно. А как поживают ваши отец и брат?

— Неплохо.

— Это, должно быть, интересно — иметь брата с перевернутым вверх ногами лицом: хотел бы я с ним встретиться. Почему бы вам не забежать ко мне на минутку, раз вы в Сиэтле? Где-то в час дня.

— Хорошо, значит, в час, — сказал я.

— Договорились. Спасибо и до встречи.

— Берроуз, — спросил я, — вы собираетесь жениться на Прис?

Никакого ответа.

— Я собираюсь вас застрелить:

— Ой, Боже милосердный!

— Сэм, у меня есть японская энцефалотропная плавающая мина, предназначенная для уничтожения людей. (Так я назвал свой пистолет.) И я собираюсь применить ее на территории Сиэтла. Вы понимаете, что это значит?

— Ой, не совсем. Энцефалотропная… — она, видимо, что-то там делает с мозгом?

— Да, Сэм. С ВАШИМ мозгом. Мы с Мори сняли шаблон вашего мозга, когда вы были в нашем офисе в Онтарио. С вашей стороны было ошибкой идти туда. Эта мина разыщет вас и взорвется. Если я ее запущу, нет такой силы, которая смогла бы поймать ее обратно: вам крышка, Сэм.

— Трам-парарам-пам-мать!

— Прис влюблена в меня, — сказал я. — Она призналась мне в этом однажды ночью, когда отвозила меня домой. Пошел вон от нее, не то тебе конец! Ты хоть знаешь, сколько ей лет? Хочешь узнать?

— Восемнадцать. Я бросил трубку.

— Я собираюсь убить его, — сказал я себе. — Действительно собираюсь. Он увел мою девушку. Бог знает, что он с ней делает.

Набрав еще раз номер, я попал на ту же телефонистку с приятным голоском:

— «Нортвест илектроникс», доброе утро.

— Я только что разговаривал с мистером Берроузом.

— О, вас разъединили? Сейчас я вас снова соединю, сэр, сию минуточку.

— Скажите мистеру Берроузу, — попросил я, — что я сейчас приду, ущучу его с помощью своей передовой технологии. Вы скажете ему это? До свидания. — И я снова повесил трубку.

— Он получит сообщение, — сказал я себе. — Может, надо было ему сказать, чтобы он привел Прис сюда, или что-то вроде этого… Сделает ли он это, чтобы спасти свою шкуру? Будь ты проклят, Берроуз! Я знаю, он это сделает, — говорил я сам себе. — Он бросит ее, чтобы спасти себя: в любое время я мог получить ее обратно. Для него она не настолько дорога: для него она — всего лишь еще одна юная красотка. Я был единственным, кто действительно любил ее, для кого она была неповторимой.