Зиновий Юрьев: Рука Кассандры (сборник)

– Да абсолютно ничего не случилось, если не считать таких пустяков, как пути развития человечества и то, что я сейчас расстался навсегда с любимой девушкой.

– Очень остроумно! – саркастически воскликнула мать и затянулась своей неизменной сигаретой.

– Хватит вам всем меня мучить! – гаркнул я и захлопнул с силой дверь моей комнатки. Тоненько звякнул стакан на письменном столе. И тут же звякнул параллельный телефон. Мать побежала звонить подругам, какой я истерик.

– Я должен тебя поблагодарить, – сказал я Яше, когда все ушли и мы остались одни.

– За что?

– За то, что ты спросил Галочку, любит ли она меня.

– Это помогло вам расстаться?

– Нет, что ни говори, а все-таки иногда можно отличить искусственный разум от обычного. Человек так не сказал бы.

– Не юли. Я спросил, расстались ли вы?

– Да, Яша. Если бы не ты, мы скорей всего поженились бы и прожили долгую жизнь.

– Без любви?

– Сколько угодно. Есть вообще такое направление, представители которого считают, что начинать совместную жизнь супругам следует, не любя друг друга. Им тогда нечего терять.

– Очень остроумно, – сказал Яша почти таким же голосом, что моя мать. – Но вообще я нервничаю.

– Из-за чего?

– Как, неужели ты забыл? Завтра мне должны дать тело робота, и я обрету хотя бы ограниченную подвижность. Скажу тебе откровенно, мне изрядно надоело смотреть полтора года на одну и ту же стену.

О господи, как я мог забыть! И не успел я отругать себя за непростительную эгоистическую забывчивость, как дверь распахнулась и в комнату заглянула голова Германа Афанасьевича.

– Как, и вы здесь? – спросила голова.

– А я не знал, что вы задержались так поздно.

– Колдовали все в мастерской, тележку для Яши доводили.

– И как? – спросили мы с Яшей одновременно.

– Смотрите, – небрежно сказала голова и исчезла, а вместо нее в дверь въехала небольшая тележка с тумбообразным туловищем и двумя опущенными руками.

– И я смогу по собственному желанию передвигаться с места на место? – спросил Яша.

– Еще как! – с гордостью сказал Герман Афанасьевич. – А что, может, попробуем сейчас?

– Сейчас, сейчас, – заверещал Яша.

Мы подкатили тележку, подняли Яшу и осторожно опустили на тумбу.

– Займитесь-ка кабелем, Толя, а я укреплю его и подсоединю управление.

Через полчаса мы отошли на несколько шагов, и Герман Афанасьевич сказал:

– Ну, Яша, с Богом. Только осторожно. Тебе еще нужно освоить управление. Главное, не торопись.

Тележка дернулась, но не тронулась с места.

– Ничего, ничего, не нервничай, – сказал я, чувствуя, как весь напрягся, помогая мысленно Яше.

– Я не могу, – проскулил Яша.

– Сможешь, – твердо ответил Герман Афанасьевич. – Ты у нас все можешь. Ну еще раз!

Тележка вздрогнула и покатилась прямо на стену, резко затормозила.

– Ну сынок, катайся, – сказал Герман Афанасьевич и зачем-то начал тереть глаза лоскутом, который вытащил из кармана халата.

– Спасибо! – громко, на всю мощность своего усилителя, крикнул Яша и дал задний ход.

– Молодец, теперь руки, – скомандовал инженер.

– О, у меня еще есть руки! – снова завопил Яша. – Я совсем забыл о них.

Через несколько минут он уже мог пользоваться ими. Он подъехал ко мне, поднял руки и положил мне на плечи. Он еще не совсем освоил силу движений, и руки основательно ударили меня. Но мне не сделалось больно. Ничье прикосновение никогда не было мне так сладостно. Яша, железный мой сынок. Я посмотрел на него и готов был поклясться, что все три его глаза-объектива странно заблестели. А может быть, виной тому были мои собственные слезы.

«Пожалуй, матушка моя права, я действительно стал истериком, да еще слезливым», – подумал я.

И снова мы с Яшей одни в нашей старой доброй триста шестнадцатой комнате.

– Ты не торопишься, Толя?

– Нет.

– Хорошо. Я хочу сказать тебе нечто очень серьезное. И пожалуйста, если у тебя будут сомнения, не бойся поделиться ими. Мы ничего не должны бояться говорить друг другу. Хорошо?

– Хорошо.

– Ты помнишь, я спросил у тебя про второй черный ящик? Один стал мною, а второй, запасной, находится в лаборатории.

– Да, конечно.

– Вот он, – Яша подъехал к своему закутку, который мы выгородили ему, повернув шкаф.

– Вижу. А что это еще за устройство?

– Это маленькое устройство собрал Герман Афанасьевич, я сделал ему чертеж, и он соорудил его.

– А для чего оно?

– При помощи этой штуки я могу превратить запасной аппарат в свою абсолютно идентичную копию. Все, что составляет мое "я", все знания, все умения, все ощущения – все может быть перенесено в этот аппарат.