— Товарищ генерал, на связи восемь самолётов, три на посадочном манёвре. Садитесь и руководите полётами. Или, я убедительно прошу вас, не мешайте работать мне.
Генерал онемел вторично. Он был многоопытным человеком и хорошим специалистом, он отлично представлял, какое это сложное дело — руководство полётами, тем более что летали в облаках, — и как трудно, практически невозможно вот так, с ходу включиться в эту тонкую хитроумную работу. Знал он и ту практически безграничную власть над полётами, которой располагал человек со скромной повязкой, украшенной буквами РП на рукаве, и меру тяжкой ответственности, которую этот человек незримо нёс на своих плечах. И, секунду помедлив, генерал резко повернулся и, печатая шаг, в мёртвой тишине, нарушаемой лишь динамиком громкоговорящей связи, покинул КП.
В конце лётного дня генерал присутствовал на разборе полётов. Кое-кто, кто с сожалением, а кто и со злорадством ждал громов небесных, которые должны были обрушиться на Железного Ника за «непочитание родителей», но ничего такого не произошло. Генерал, ни словом не обмолвившись о происшествии на КП, устроил жестокую трёпку командиру батальона и инженеру полка за беспорядки на стоянке и вскользь, будто нехотя, отметил чёткое руководство полётами подполковником Миусовым. Полковое начальство сразу воспрянуло духом, а командир полка и в особенности замполит долго и слёзно убеждали Миусова воспользоваться случаем и, пока не поздно, извиниться перед начальством. Миусов в конце концов согласился. В благоприятный момент его буквально подтолкнули к генералу. Глядя несколько в сторону, Миусов в обычной своей манере проговорил:
— Товарищ генерал, прошу прощения, если я был излишне резок с вами, — и набычившись, с заметно усилившейся гнусавинкой добавил: — Но это диктовалось необходимостью!
Приподняв брови, генерал некоторое время хмуро разглядывал ладную, подтянутую фигуру вытянувшегося перед ним офицера, его суровое лицо с рублеными, но правильными, почти классическими чертами. Странно, это лицо вовсе не казалось красивым в расхожем смысле этого слова и вряд ли привлекало внимание женщин… И неожиданно расхохотался:
— Молодец!
Генерал долго тискал руку Миусова, похлопывал его по спине и повторял:
— Давно меня так не чистили. Молодец! Так и надо!
Интересно, что Миусов вовсе не выглядел смущённым и растроганным, он воспринимал слова генерала как должное и лишь чуточку улыбался уголками жёсткого рта. Вот он какой был — Железный Ник!
Гирин был свидетелем и этой сцены, и сцены на КП. И в его отношении к суровому, педантичному подполковнику произошёл резкий и окончательный перелом.
Чуть кружилась голова, побаливала щиколотка в том самом месте, где за неё ухватились железные пальцы Голема, но это была не та боль, на которую стоит обращать внимание. А самого Голема не было! Не было ни клетки из серебристых прутьев, ни таинственного полумрака, полного странных звуков и запахов, Гирин лежал в просторной светлой комнате, залитой солнечным светом, а рядом с ним сидел смуглолицый человек.
Человек! Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу и опершись подбородком на кисть согнутой руки, локоть которой покоился на высоко поднятом колене. Обыкновенный человек, а не расфуфыренный некиричи, мечтающий о мировом господстве, и не груда теста, из которой вырастают глазастые грибы. Человек был похож на южанина. Об этом говорили смуглая кожа, чёрные глаза и чёрные же, слегка волнистые волосы. Не монгол, не африканец и не австралийский абориген — типичный европеец: узкое лицо, высокий лоб, крупный орлиный нос, маленький, хорошо очерченный рот и длинный подбородок. Испанец? Может быть, грек? Нет, скорее всего француз, гасконец! Об этом Гирину подумалось потому, что незнакомец напоминал ему д’Артаньяна. Не того, которого можно лицезреть во французском кассовом кино, а того, которого описал Дюма-отец. Постаревший д’Артаньян из романа «Двадцать лет спустя», д’Артаньян чисто выбритый, с короткой современной причёской, одетый в бежевый костюм спортивного покроя, состоящий из куртки и длинных брюк.
На этом месте размышлений мысль Гирина почему-то забуксовала, не желая двигаться дальше. Ему потребовалось известное усилие, чтобы сообразить, в чем дело: его старенький лётный комбинезон исчез! Он был одет в точно такой же спортивный костюм, как и незнакомец, сидящий рядом, в кресле. Осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, Гирин огляделся.
Читать дальше