Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной

Надеюсь, Кенди поймет меня, я ей тоже собираюсь оставить письмо. Пусть хотя бы поймет. Простить меня она не сможет. Ей нравится флот, нравится летать, нравитесь вы, наконец. Это ее жизнь. Жизнь, которую я мог оборвать. Вы позаботьтесь о ней, пожалуйста. Я знаю, ей будет поначалу тяжело. Конечно, я мог бы смолчать. Но я больше не могу – либо скину камень с души, либо сойду с ума. Память о совершенном и так уже меня доводит до исступления. Я просто обязан рассказать тем, кто мне дороже всех на свете, о том, как я предал их.

Только вот сделать это лицом к лицу… Нет сил.

За все надо платить, да, учитель? Вы-то это знаете. Поэтому никогда не идете поперек совести. И мешаете делать это другим. Вы много лет учили меня думать раньше, чем делать. Помню эту вашу фразу: «Прежде чем совершить ошибку, подумай, не окажется ли она для тебя роковой». К сожалению, я плохо выучил урок. Как жаль.

Как обидно, что Кенди – астронавт до мозга костей. Ее любовь ко мне велика, но девочка не знает и не хочет знать другой жизни. На днях она мне это очень доходчиво объяснила. А я ведь плюнул в самое главное, на чем эта жизнь держится. Экипаж – семья, а у меня был за пазухой камень. И то, что он оказался жутко тяжелым, не искупит моей вины.

И все-таки я счастлив. Я узнал, ради чего на самом деле стоит жить. Оказывается, это так просто – …»

Текст обрывался. Рашен повертел кусок ткани в руках, но больше не увидел ни слова. Видимо, Эндрю не успел написать, в чем же смысл жизни. Просто не успел.

– Возьмите платок, драйвер, – раздался откуда-то издали голос Боровского. – Ну, что там?

Рашен нашарил протянутый ему платок, утер слезы, высморкался, аккуратно сложил письмо и спрятал его за пазуху.

– Лучший экипаж Солнечной… – тихо произнес он.

– Это он про нас? Ну правильно, – кивнул Боровский. – А что там еще?

– Завещание, – сказал Рашен, поднимая глаза. – И вы его, господа, не видели. Ага?

– Опять русские заморочки, – вздохнул Боровский. – Абрам! Вставай. Пошли-ка, брат, на процедуру.

– И скажите Ди Ланца, что этого письма не было, – приказным тоном, очень напоминающим его былые манеры, заявил адмирал. – Жан-Поль, выясни, кто еще из техников в курсе, и тоже прикажи забыть. Откровенно говоря, пристрелил бы всех, чтобы не было утечки, да, видно, стар уже…

– Выздоравливает, – объяснил Боровский удивленно вытаращившемуся на адмирала Файну. – Да что такое, драйвер? Почему секретность? Ну хотя бы в общих чертах?

– И тебя убил бы… – прокряхтел Рашен, с видимым трудом поднимаясь на ноги и разгибая спину.

– Будет жить! – радостно воскликнул Боровский. – Таков мой диагноз. Ох, драйвер, как я рад! А то вы меня просто достали этим своим нытьем…

– Я тебя еще битьем достану, – пообещал Рашен. – Ну, идите, вояки, на вечернюю клизму.

– Вам оставить? – ехидно спросил Боровский.

– И побольше, – кивнул Рашен, повернулся и зашагал в ту сторону, где Ива спустилась к краю воды и присела на теплый от солнца бетон.

– Лучший экипаж Солнечной… – пробормотал он себе под нос. – Лучший экипаж Солнечной… Да, Andrey, так и есть на самом деле. И ты, глупышка, был в нем совсем не последний человек. Ох, как жаль…

Ива улыбнулась адмиралу навстречу мягкой, чуть рассеянной улыбкой. Рашен сел рядом и понуро уставился в воду.

– Вещи собрала? – буркнул адмирал. – Когда прилетит Фил, у тебя будет совсем немного времени.

– Времени… – задумчиво протянула Ива. – А хорошая у нас радиационная защита, правда?

Адмирал непонимающе уставился на нее.

– Уж какая есть, – пробормотал он. – Внешнюю обшивку теперь отодрать придется и захоронить. И чем скорее, тем лучше. Ужас, сколько работы, проще весь корабль выкинуть. Ты видела, как излучает?

– Я все думаю об Эндрю, – объяснила Ива. – Какую дозу он получил, как вам кажется?

– Где? – осторожно спросил Рашен, машинально отодвигаясь. Адмирал, конечно, привык иметь дело с нервными расстройствами у членов экипажа, но откровенных сумасшедших до сих пор стеснялся. «Бедная девочка, – подумал он. – Вот и тебя война достала. Зацепила по самому больному месту. Как жаль». – Где получил?

– В лапе, – сказала Ива, тыча пальцем в сторону корабля. И снова улыбнулась, застенчиво и как бы виновато.

Рашен обернулся настолько резко, насколько позволяло здоровье. Громада «Тушканчика» выглядела сейчас очень странно. Вместо мощной обтекаемой кормы в задней части судна красовался распустившийся бутон. Это торчали во все стороны «лапы» – консоли, еще сутки назад державшие мертвой хваткой реакторный отсек.