— Никто в действительности не свободен.
— Но я знаю, что я свободен.
— Ты не знаешь ничего.
— Ты не права. Единственное, что я действительно знаю, — это то, что я не знаю ничего. Таким образом, я все-таки кое-что знаю. Будь здорова, глайфа. Я больше не хочу ни видеть, ни слышать тебя.
— Ты не можешь заставить меня замолчать, а себя — не слышать! — закричала глайфа голосом его матери. — Вот и вся твоя свобода воли!
Горестный тон этого голоса царапнул Рамстана по сердцу. Но он ответил:
— Свобода воли заключается в том, чтобы не обращать на тебя внимания.
Он повернулся и быстрым шагом вышел из каюты. По дороге на мостик он спросил:
— Шийаи! Ты подслушивала?
— Да, — ответил голос его отца. — Рамстан, что теперь? Если ты отверг предложения глайфы, примешь ли ты наши?
Вуордха могли оказаться нужными ему. Он сказал:
— На некоторое время. Что я сделаю, когда… если… мы убьем болг, зависит от того, что вы предпримете сейчас.
— Мы заслужим твое доверие. Глайфа не понимает, как ты заставляешь других поверить тебе.
— У нее было достаточно времени, чтобы научиться этому, — отозвался Рамстан и подумал: «Как и у вас».
Минуты и часы чинно шествовали мимо, разбрасывая цветы беспокойства. Напряжение сгущалось, как будто оно было воздухом, который сжимается под медленно движущимся пистоном в стволе пневматического орудия. Сердца некоторых скакали, словно маленькие проволочные создания на ниточках, дергающихся туда-сюда, а другие, напротив, ощущали в груди тяжесть, как будто признак надвигающегося сердечного приступа. Желудки скручивались лентами Мёбиуса или подпрыгивали, как яблоко в бочонке.
У всех перед глазами стоял образ взрывающегося толтийского корабля.
— Если болг выстрелит в нас с большого расстояния, мы сможем уклониться от снарядов, — обратился Рамстан к Тенно. — Я не думаю, чтобы эти шарики были самодвижущимися или самонаводящимися. Они — словно дробь, которой пальнули по цели. Если болг выждет, пока мы не подойдем ближе, мы сможем уничтожить снаряды лазерами. Наш успех будет зависеть от того, сколько он выплюнет в единицу времени. Во всяком случае у болга пока может и не быть снарядов. Или их мало, и тогда мы сможем уничтожить их или уклониться. Вуордха полагают, что наши лазеры и атомные бомбы не смогут повредить внешнюю оболочку болга. Они считают, хотя и не знают наверняка, что эта оболочка сделана из того же материала, что и глайфа. Мы выпустим четыре снаряда с боеголовками, запрограммированных на попадание в участок площадью в 0, 1 километра. И в то же время мы сконцентрируем лучи всех десяти передних лазеров на другом ближайшем участке диаметром не более 0, 1 метра.
— А если нам не удастся ранить… я хочу сказать, повредить его?
— Мы уйдем в алараф-прыжок. Возможно. Я могу принять другое решение. Это будет зависеть от ситуации.
Люди на мостике пребывали в напряжении, но часть этого напряжения, как полагал Рамстан, не была вызвана предстоящей схваткой. Они снова приняли его как капитана, но только на время этого опасного предприятия. Он не сомневался, что, едва оно завершится, он будет отстранен от командования и арестован. Этого требовали правила, хотя на данный момент действие правил было приостановлено. Эти мысли можно было прочесть по выражению лиц, по голосам, по малозаметным телодвижениям.
Чтобы снять часть напряжения и отчасти занять время, Рамстан рассказал им о сигилах и о том, как он проделал путешествие по кругу прямо в дом вуордха.
— Значит, — спросил Тенно, — вуордха по-прежнему могут удрать?
— Да.
— Даже если мы погибнем, они останутся живы. И глайфа тоже.
Рамстан не ответил. Вместо этого он приказал принести бутерброды. Не покидая мостика, он сжевал половину сандвича и выпил большой стакан молока. Его желудок отказывался вместить больше и едва принял даже это.
Доктор Ху связалась с Рамстаном из морга:
— Я завершила вскрытие. Коммодор Бенагур умер от обширного инфаркта. Вы хотите узнать подробности?
— Нет. Я прочту ваш рапорт позже, — ответил Рамстан. «Если это „позже“ наступит».
Рамстан расхаживал туда-сюда, сцепив руки за спиной и наклонившись вперед. Его отражение в единственном на мостике зеркале было похоже на странную птицу, которую Тенниел мог бы нарисовать в качестве иллюстрации к «Зазеркалью», если бы такие птицы у Кэрролла были. «Птица-Беда»? После этого Рамстан продолжал расхаживать, но уже выпрямившись и держа руки опущенными. Не стоило показывать экипажу, насколько сильно он обеспокоен.
Читать дальше