Марвин Мински - Выбор по Тьюрингу

– Эх, Алан Тьюринг, почему ты не дожил до этого дня?

Они допивали второй кофейник, когда в ресторан вошла Шелли. Оглядев ресторан, она медленно подошла к их столику. Бен встал:

– Я не думаю, что ваше присутствие здесь желательно, пусть даже военная разведка ухитрилась провести вас через полицейские кордоны.

– Я здесь сама по себе, Бен. Меня никто не проводил. Я просто поселилась в этом отеле. И если вы не возражаете, я хотела бы, чтобы мне велел уходить Брайан. Я хочу поговорить с ним, а не с вами.

Брайан приподнялся со стула, побагровев и стиснув кулаки, но тут же снова сел и приказал себе успокоиться.

– Пусть остается, Бен. С этим рано или поздно надо будет покончить.

– Я буду у себя в номере. – Беникоф ушел, оставив их наедине.

– Можно я сяду?

– Да. И ответьте мне на один вопрос…

– Почему я это сделала? Почему вас предала? Я здесь потому, что хочу вам об этом рассказать.

– Я слушаю.

– Не выношу, когда у вас становится такой ледяной голос и злое лицо. Вы тогда становитесь как машина, а не человек!

По ее щекам покатились слезы, она сердито вытерла их платком и взяла себя в руки.

– Прошу вас, поймите. Я офицер и служу в военно-воздушных силах США. Я дала присягу и не могу ее нарушить. Когда я ездила в Лос-Анджелес повидаться с отцом, меня вызвал к себе генерал Шоркт. Он дал мне приказ. Я выполнила его. Все очень просто.

– Это не так уж просто. На Нюрнбергском процессе…

– Я знаю, что вы хотите сказать. Что я не лучше тех нацистов, которым приказывали убивать евреев, и они это делали. А потом пытались избежать правосудия, ссылаясь на то, что выполняли приказ.

– Это вы сказали, не я.

– А может быть, у них не было выбора, и они делали то же самое, что все остальные? Я их не защищаю – я просто пытаюсь объяснить вам, что сделала я. У меня был выбор. Я могла подать в отставку и выйти из игры. Меня бы не расстреляли.

– Значит, вы согласились, когда вам приказали лгать мне и шпионить за мной? – голос Брайана был по-прежнему ровен, без всяких признаков гнева.

Но ее волнения хватило бы на двоих. Она подалась вперед и, медленно, бесшумно ударяя кулаком по столу, шептала:

– Я думала, что, если вы убежите один, вам будет грозить опасность. Правда, я так думала. Я хотела защитить вас.

– Тем, что позвонили из поезда и рассказали Шоркту все о моих планах?

– Да. Я была убеждена, что вы можете не справиться, что вам придется плохо, и хотела, чтобы вас защитили. Да, я считаю, что военная разведка должна была знать, что вы делаете. Если вы знаете что-то важное для страны, я считаю, что стране тоже важно это знать.

– Ради национальной безопасности можно предать друга?

– Если вы хотите так поставить вопрос – да, я считаю, что можно.

– Бедная Шелли, вы живете в прошлом. Национализм, ура-патриотизм, размахивание флагами для вас важнее личной чести, важнее всего. Вы не понимаете, что этот мелочный национализм умер, что теперь речь идет о всемирном национализме. И «холодная война» тоже умерла, Шелли, а скоро, я надеюсь, отомрут всякие войны. И мы наконец-то будем свободны от гнета военных. Давно окаменевших, вымерших – но слишком глупых, чтобы лечь в могилу. Вы приняли свое решение и рассказали мне об этом. Разговор окончен. Прощайте, Шелли. Не думаю, чтобы мы еще когда-нибудь встретились.

Он вытер губы салфеткой, встал и пошел прочь.

– Нет, вы не можете вот так взять и уйти! Я пришла, чтобы объясниться, может быть, принести извинения. Я человек, и мне легко сделать больно. Вы делаете мне больно, вы это понимаете? Я пришла, чтобы загладить свою вину. Если вы этого не понимаете, вы, наверное, больше машина, чем человек. Вы не можете просто повернуться ко мне спиной и уйти!

Но именно это он, разумеется, и сделал.

Эрин Снэрсбрук просматривала свою личную утреннюю газету, когда ее взгляд упал на сегодняшнюю дату. В этой газете почти не было обычных новостей – политики или спорта, зато было много биохимии и нейрофизиологии. Она погрузилась в чтение статьи о росте нервов, но что-то ей все время мешало. Потом ее взгляд снова упал на сегодняшнюю дату – и тут она уронила на стол лист вечной бумаги, взяла чашку кофе и сделала глубокий глоток.

Тот самый день. Она никогда его не забудет, никогда. Время от времени, когда Эрин была чем-то занята, он отступал на задний план, но потом что-нибудь напоминало о нем, и он снова вставал у нее перед глазами. Размозженный череп, загубленный мозг, охватившее ее бесконечное отчаяние. Со временем отчаяние сменила надежда, а потом огромная радость, когда Брайан выжил.