Михаил Грешнов: Сны над Байкалом (сборник)

— О солнце, о ветре. Хочу туда. — Эла кивает на голубой день за иллюминатором.

— Тебе надо лежать.

— Вынеси меня, — просит Эла.

Виктор несет ее к входной двери корабля.

— Сядем здесь, — говорит Эла. — Нет, нет, подержи меня на руках.

— Я тебя увезу с собой, — говорит Виктор. После разговора в синем ущелье Виктор все чаще думает об этом — увезти Элу с собой.

— Ты еще ничего не знаешь, — возражает Эла.

— Чего не знаю?..

— Я должна пройти Ночь Посвящения.

— Что это значит?

— Поцелуй меня.

— Песня моя! — говорит Виктор.

Но он никогда не слышал, чтобы она пела.

Проходили дни. Эла выздоровела. Они летали с Виктором далеко, любовались планетой.

Но внимание Виктора было обращено на девушку.

В ней происходили тревожные перемены. Она бледнела, худела, на чистом лбу появились морщинки.

— Ничего, — отвечала она на вопросительные взгляды Виктора. — Так должно быть.

Эти слова он слышал в полете, в корабле, в лесу, как сейчас, когда они на поляне-идут вдвоем. И каждый раз все настойчивее он отвечал на них предложением:

— Улетим вместе.

Эла отмалчивалась.

— Улетим!

Они остановились на той же тропинке в город. Виктор глядел в ее бездонные, неуловимо меняющиеся глаза, в зрачки.

— Улетим!.. — твердил как завороженный.

— Почему ты так говоришь? — Эла слегка отстранилась от Виктора. — Ты обо мне ничего не знаешь.

Виктор готов был возражать, настаивать на своем. Закружить ее, унести в небо.

— Хочешь, — сказала Эла, — я сделаю тебя музыкой?

Шутка. Виктор улыбался в ответ.

— Дай руки, — сказала Эла.

Виктор протянул руки. Эла повернула их ладонями вверх.

— Пять пальцев на одной руке, пять на другой. Это гармония? — спросила она.

— Гармония, — согласился Виктор.

— Пальцы — пять тонов гаммы. Ладонь — аккорд. — Эла подняла взгляд выше. — Плечи, глаза все это будет звучать.

Конечно, шутка! Виктор безоблачно улыбался.

Эла отпустила его, сорвала с куста ветку:

— Слушай!

Ветка стала съеживаться, исчезать. Она не горела, не тлела, как в огне, становилась невидимой. В то же время она звучала.

Исчезла. Слабый, но вполне явственный аккорд постоял в воздухе и тоже исчез.

Все это было похоже на бред.

— Дай руки! — сказала Эла.

— Нет… — Виктор перестал улыбаться. Исчезнувшая ветка воочию стояла перед глазами.

— Она не исчезла, — как всегда, угадала его мысли Эла. — Она будет жить вечно, как музыка. И ты будешь жить.

— Нет, — повторил Виктор, — лучше ты улетишь со мной.

Эла засмеялась:

— Люби меня!

Объятия ее становились все горячее, жаднее… Наконец Виктор наметил дату отлета — через месяц.

— Повремени, — попросила Эла.

Виктор прибавил неделю.

— Еще…

— Эла!

— Мне нужно.

— Для чего?

— Все равно не поймешь.

Они лежали под звездами. Где-то далеко слышалось пение. Голос, сильный и звучный, один выводил странную и сложную мелодию. Она то поднималась, то опускалась до нижней октавы, переходила в шепот, и нельзя было понять, радостная эта песня или печальная, потому что было в ней то и другое.

— Кто это поет? — спросил Виктор.

— У нее Ночь Посвящения… — ответила Эла.

— Ты уже говорила эти слова, — напомнил Виктор.

— У каждого своя Ночь Посвящения.

— Ты отвечаешь загадками, Эла.

Девушка вздохнула в ответ.

— Печалишься? — спросил Виктор.

Эле стало заметно хуже. Выпятились лопатки, ключицы под платьем, впали и побледнели щеки. Только голос стал звонче, сильнее да удивительные глаза ярче.

— Так надо… — успокаивала она Виктора.

А тот готовил корабль в путь. Проверил моторы, горючее, ввел авиэт в отсек.

В минуту ласк увлекал Элу рассказами о Земле.

О цветах. Больше всего Эле хотелось потрогать цветы — на Иллире не было цветущих растений.

— Все цветы Земли я подарю тебе, — пообещал Виктор.

Четыре дня осталось до отбытия корабля. Теперь они ходили пешком. Через ручьи, овраги Виктор переносил ее на руках: Эла была как перышко.

Все чаще она вызывала родителей — фагот и скрипка тревожно пели возле нее.

— Плохие вести? — спрашивал Виктор.

— Нет, — уверяла Эла.

— Нам будет легче, когда улетим, — говорил он. Однажды они ушли далеко. Ночь застала их на половине пути к кораблю. Они едва добрались до города.

— Сядем. — Эла опустилась на траву на круглой площади.

— Но уже недалеко, — возражал Виктор.

— Останемся, — попросила Эла. — Я хочу.

Виктор сел рядом. Ночь была тихая, душная. В башнях, в минаретах не слышалось музыки. «Как перед грозой», — подумал Виктор.