Пещеры становились все обширнее. Нас окружила тишина. Лишь шлепались капли в лужицы. Подземные толчки здесь не ощущались вовсе. Я было подумал, что землетрясение закончилось, но, взглянув на радиометр, убедился, что это не так. «Сергей остановился, затем устало опустился на камень.
— Передохнем? — спросил я.
— Пересидим, — улыбнулся он.
— Пещеры Синдбада. Не хватает только сокровищ.
— Есть и сокровища…
— Красивые пещеры. Сюда бы туристов водить, — словно не расслышав его последней фразы, произнес я.
Он понял недосказанное, спросил:
— Разве жизнь не самое большое сокровище?
«Там, где скалы растут вершинами вниз, там, где скалы растут вершинами вверх, спасение вы найдете», — вспомнил я. Как он мог догадаться, что скрывается за этими символами? Интуиция? Этим словом часто прикрывают незнание, неумение рассчитать, определить. Почему он понял то, чего не поняли аборигены, которым стихи предназначались?
Я внимательно смотрел на высоченного, здоровенного детину с большими ручищами и круглым добродушным лицом. Типичный акселерат. Ничего особенного. Таких стажеров мне неоднократно подсовывали в управлении. Да, он плохо умел ориентироваться в незнакомой ситуации, вычислять, определять, быстро принимать решения. Он только учился всему этому у меня. Как же он сумел разгадать головоломные стихи, составленные неведомыми пришельцами?
Стажер слегка смутился под моим пристальным взглядом, вытащил радиометр и защелкал тумблерами. Выражение его лица изменилось.
— Можем возвращаться? — спросил я.
— Кажется. Посмотри сам, — он протянул мне прибор.
Когда мы выбрались из пещер, я включил приемник связи с телезондом. На экране возникли развалины подсобных башен. Около них валялись искореженные роботы.
— Аварийная программа не помогла, — резко сказал я, не понимая, на кого злюсь. Программа была составлена безукоризненно. Но землетрясение оказалось слишком сильным. Я представил, как когда-то рушились от толчков на этой планете дома и храмы, как взлетали, падая затем на селения, каменные ядра, раскалывалась почва, открывая зияющие трещины и поглощая все, что попадало туда. Огненными реками растекалась лава, застывая в виде дворцов и храмов, людей и животных, — словно бы возводя памятники погибшим. Выбегали из своих домов аборигены, пытались спасти — кто детей, а кто — нажитое, накопленное, и среди вещей, возможно, были украденные из дворца сокровища — статуи, покрывала, приборы, которых не умели применять. Но ничего спасти не удалось — молясь и проклиная, погибали мужчины, женщины, дети…
А дворец бесстрастно стоял на голом плато, и молча лежала в нем оставленная — за ненадобностью — книга со странными стихами…
Я связался с кораблем, и Сергей спросил:
— Вызовешь «челнок» с новыми роботами?
Я оценил его усилие «быть скромным» и высказал то, чего не решился он:
— Теперь-то мы знаем место, где следует строить станцию наблюдения.
Сумрачная тень от облака легла на лицо стажера, сделав его на миг угловатой и значительней. Но облако проплыло, тень слиняла — и снова передо мной был «Патефон» с пухлыми щеками. Он раскрыл карту, а я начал передавать запрос на корабль…
За открытым окном качались ветки сирени. Узоры двигались по занавесу, и мальчику казалось, что за окном ходит его мать. «Белая сирень» — ее любимые духи.
— Папа, мама вернулась.
Мужчина оторвал взгляд от газеты. Он не прислушался к шагам, не подошел к окну — только мельком взглянул на часы.
— Тебе показалось, сынок. До конца смены еще полчаса. И двадцать минут на троллейбус…
Он удобней улегся на тахте и снова уткнулся в газету.
Прошло несколько минут. Отчетливо слышался стук часов, и это было необычным в комнате, где находился бодрствующий восьмилетний мальчик. Взрослый повернул к нему голову, увидел, что сын рассматривает картинки в книжке, и успокоился.
— Папа, в газете написано про Францию?
Удивленная улыбка появилась на лице мужчины:
— Почему тебя заинтересовала Франция?
— Нипочему. О Гавроше там ничего нет?
«Вот оно что. Он прочел книгу о Гавроше», — подумал взрослый, удовлетворенный собственной проницательностью.
— В газете пишут, в основном, о последних новостях, о том, что делается в мире сейчас. А Гаврош жил во времена Французской революции. К тому же, это лицо не настоящее, а вымышленное — из книги Виктора Гюго.
Заложив пальцем прочитанную страницу, мальчик закрыл книгу и взглянул на обложку.
Читать дальше