— Ну хорошо, что на этот раз?
— Атомы, — гордо объявил он.
— Атомы — вот бред! — отпарировал я. — Предупреждаю тебя, Ларри, если это очередная сумасбродная затея, я выставлю тебе умопомрачительный счет.
— Ничего не сумасбродная. Смотри сюда.
Он прошел по захламленной лаборатории и остановился у громадного возвышения — кучи электрических приборов, окружающих маленький стальной бак. Кое-какие инструменты были мне знакомы: два насоса для паров ртути Гольвека и один из самых больших измерителей индукции поля Рэдли, который мне доводилось видеть.
— Идея такова, — начал Мэнсон.
Он повернул переключатель, тут же зашипели и всхлипнули насосы. Меня кольнуло жуткое подозрение, и я медленно попятился.
— Мэнсон, — рявкнул я, — ты когда-нибудь раньше проводил этот опыт?
Чистой воды самоубийство — присутствовать при некоторых его лабораторных дебютах.
— Нет, — ответил Ларри и вцепился мне в руку, чтобы я не успел убежать. — Не волнуйся, приятель. Клянусь, это совершенно безопасно. Я хочу, чтобы ты посмотрел все в действии, пока я буду объяснять.
Насосы весело урчали, а он взял в руку кучу небрежно исписанных листочков и помахал ими у меня перед носом.
— Послушай, если бы ты взял плотно набитый песком турецкий барабан и его потряс, что бы ты услышал?
— Ничего.
— Правильно! А если вынуть весь песок, кроме нескольких крупиц, и потом потрясти — тогда что?
— Ну, было бы слышно, как гремят песчинки, ударяясь о кожу барабана, — ответил я.
— Вот это я и делаю! — восторженно заорал Мэнсон. — Я выделяю несколько атомов водорода внутри этого бака. Но мне не нужно трясти бак, чтобы услышать, как они гремят, — частички газа находятся в движении.
— Ты кретин! — крикнул я. — И машина твоя — кретинская!
— Нет, Граут. Посмотри чертежи. — Он сунул их мне в руки. — Я пропускаю сильный ток через стенки бака. Когда в баке останется всего несколько атомов водорода, будет слышно, как они ударяются об энергетическое поле. Как щелчок статического заряда!
Я взглянул на смятые бумажки и попытался остановить Мэнсона, тыкающего в них грязным указательным пальцем. С неохотой мне пришлось признать, что задумка выглядела осуществимой — если только создать ток необходимой силы.
Эти два насоса создадут в баке практически вакуум, как если бы из барабана удалили все, кроме нескольких песчинок. Мощное электрическое поле, которое он пропустит через бак, послужит чем-то вроде кожи барабана, так что каждый раз, когда о него будет ударяться атом, с помощью усилителя мы услышим щелчок, подобный щелчку статического заряда.
Насосы начали яростно стучать, удаляя из бака атмосферу, и я взглянул на манометр. Давление было низким — пользуясь той же аналогией, можно сказать, что песок быстро высасывался. Мэнсон нетерпеливо ждал, кусая ногти, пока наконец насосы не застонали, взревели и выключились. Судя по показаниям манометра, бак был пуст настолько, что вряд ли в нем оставалось больше нескольких атомов.
Мэнсон нервно хихикнул и повернулся ко мне.
— Ну, что скажешь? Хочешь услышать атом?
— Минуточку, — ответил я.
Я снова уставился в схему проводки — мне казалось, что что-то здесь упущено. Однако времени на проверку у меня не было, потому что Мэнсон шмыгнул мимо меня и включил электрическое поле, которое должно было сыграть роль барабана.
Стальная сфера загорелась чем-то вроде огня святого Эльма, когда ее накрыло энергетическое поле колоссальной силы. Бак испускал дымный фосфоресцирующий свет и, казалось, менял форму под давлением. Лаборатория наполнилась самым жутким гудением, которое когда-либо слышали человеческие уши.
Я с тревогой взглянул на вольтметр — стальная игла скользнула по шкале и остановилась на опасной отметке 100-1000. Установленные на стенах батареи жужжали и трещали, а в дальнем конце лаборатории завыли две динамомашины, Мэнсон быстро что-то подкрутил, и, наконец, жужжание перешло в шорох.
— Это великое мгновение для нас обоих, — сказал он. — Музыка сфер и все такое. Боже мой, как я ждал этой минуты!.. Послушай, Граут. Я включаю усилитель.
Ларри включил систему; я вместе с ним уставился на огромный звукоусилитель, висящий над головой. Мэнсон стал медленно крутить диск, пока наконец мы не услышали неясный звук, слабый, как далекий прибой. Мы напряженно замерли в ожидании сигнальной песни атомов — ждали и слушали.
Потом они послышались — слабые щелчки, как градины, бьющие в оконное стекло, Мэнсон вздохнул и улыбнулся мне.
Читать дальше