Алексей Дукальский - Ваня

Впереди милицейский наряд - стоп.

- Я вас слушаю. .

- Это что ж ты, парень, так, а?

- Как - что?

- Ну, брось... скорость превышаешь, и вообще... А "кирпич" видел? Ведь под "кирпич" поехал!

- А-а, ну, да... да, конечно, бывает, знаете ли, это и, как бы вам сказать, по привычке, что ли, -как будто я на велосипеде, тогда не было тут "кирпича"..

Неудержимо краснея, Ваня вспомнил вдруг, что на мотоцикле он вовсе и ездить-то не умеет; потом чуть не заплакал, от того, какой хороший у него был велосипед, и вообще... но сдержался и необыкновенно решительно сказал:

- Да, очень приятно было с вами поговорить!

В ту же секунду Ваня опять растрогался, будто отправлял собеседников на вечную каторгу, а потому привстал с седла и торопливо поцеловал оторопевших милиционеров...

И уже в пустоту ветра по сторонам, не то извинялся, не то прощался:

- Ну, будьте здоровы, всего вам предоброго!

Сам по себе мотоцикл разогнался и почти не касался дороги, а Ваня, чуть склонившись над рулем, затаил дыхание. Встречный ветер вышибал слезы и срывал их со скул, но глаза не прищуривались, будто не было ветра, пыли, будто не было ничего вокруг, и лишь впереди будет важное; по-настоящему есть только оно; оно не исчезнет, не убежит; но нельзя оглядываться и верить еще чему-то, еще во что-то, - надо двигаться быстро, спокойно.

Ваня не раздумывал над этим, как здоровый человек не раздумывает, есть ли у него ноги, что это и как это.

Здоровый идет машинально, доверяясь ногам, так и Ваня мчался к неведомой еще цели, доверяя своему сокровенному знанию, безо всяких особенных мыслей, и только вздыхал иногда, как вздыхают на просторе в свежести ветра.

Улицу пересекли траншеи с водой, трубы. Ваня не успел ничего сообразить, как мотоцикл спружинил, взвился, вылетел на тротуар и остановился, вьехав в чью-то калитку.

Увидев палисадник и дом, Ваня подумал, что в таком же доме живет и один хороший его знакомый; жаль, но вот уже третье его письмо Ваня оставил без ответа. Начиналось это письмо так: "Пишу потому, что меня окрыляют возвышенные чувства к тебе..." Ваня не стал писать, что действительно стоит этого, не стал и разубеждать, а только улыбнулся и подумал, что обязательно станет хоть немного лучше, обязательно; тогда и ответит... как засветился из-за строк письма этот человек, как потянуло к нему, редкостно-радостно, как полегчало и осветилось Ванино существо.

Из дома вышла женщина, - что-то около тридцати, чем-то очень похожая на продавщицу винно-водочного в микрорайоне бани - и неожиданно мелодично заверещала:

- День добрый-день добрый.., это уже не первый, да-да, не первый случай, увы, за мою бурную с трагическим оттенком жизнь, когда приходится помогать в различных житейских неудачах, так сказать, братьям или сестрам по крови или духу. Милости просим, просим, не бойтесь, здесь вас не оставят ни на какой произвол, несите ж сюда ваш мотоцикл, вашу невинную жертву беспардонства строителей, которые так безбожно тянут душу, подумать только - самую что ни на есть душу из окрестностных жителей. Торопитесь-торопитесь, ваша прекрасная машина разбита, несите сюда ее, несите на белые простыни ее бедные части...

Ваня оторопел; смутно предчувствуя недоброе, он обернулся и увидел, как "Ява" рассыпается на мелкие кусочки, - неожиданно большая груда не деталей, а именно кусочков, загородила калитку.

Ничуть не испугавшись, будто все гало по заранее разработанному плану, Ваня отнес одну охапку металлического лома в просторную комнату гостеприимной, казалось бы, женщины, осторожно сложил все на простыне, хотел отправиться за второй охапкой, но оказалось, что вся груда уже здесь.

- Ах, молодой человек, вы такой молодой! Вы и ваша машина так приятно пахнете - какой букет! Да-да, особенно в этом железно-телесном комплексе... А мне всю жизнь не хватало, так не хватало подобного запаха! Если б вы знали, какой я прекрасный специалист по мотоциклам! Нет, нет, вам не дано до конца это прочувствовать! Ах, давайте, давайте же, ближе к делу... - Она взяла Ваню за руку, и в этот момент у входа в дом раздалось ругательство, но женщина, будто не слышала его, присела на корточки, потянув Ваню за собою, и стала проворно сортировать железки...

Ругательство повторилось, и Ване вспомнились слова старой комендантши о том, что муж и жена - одна плоть и кровь. Вспомнились потому, может быть, что хотелось надеяться на хорошее и нерушимое, - именно такою представлялась Ване сама старая комендантша из "Капитанской дочки".