Алексей Калугин - Деграданс

– Ты вот что, Андрей…

– Что? – Ведаков посмотрел на главреда.

– Ты голову над происходящим не ломай, все равно мы ничего не изменим. Ты начинай думать о книге. О сегодняшних событиях тебе придется писать. Дам тебе неделю, начинай прямо сейчас, чтобы не терять время. Твое имя будет на обложке. Калинину, как ты понимаешь, в ближайшие несколько дел будет не до книги. Он увлекся… Тут ты прав… Придется вытаскивать парня… Честная книга понадобится, понимаешь? Убедительная! Ты умеешь… Да и антураж какой, а? Художественная галерея… Мумии… Стрельба… Тут кто угодно свихнется, правда? – главред честно и быстро поморгал. – И обязательно название, бьющее по нервам… Ты лучше всех знаешь Шивцова, подбери… Что-нибудь такое… «Свихнувшийся ангел». А?… Сашка один с такой книгой не справится, тут нужны всякие ссылки, умная ретушь… Увязать с искусством, почему нет? – главред испытующе уставился на Ведакова. – Сам ведь болтал про Новую эстетику … Я все знаю…

– Иван Исаакович! Какая книга? В галерее заложники!

– А ты им можешь помочь? Нет! Вот и начинай писать. Врубайся в материал!

– Писать еще одну дерьмовую книжку?

– Денежную книжку, Андрей!

– Иван Исаакович! Да что вы в самом деле? Это же не кино!

– Не кино, говоришь? А в чем разница?

– Не хочу я ничего объяснять.

– Тогда я объясню, дорогой товарищ Ведаков, – поморгал главред. – Кино, как, кстати, и сон, является всего лишь ирреальным отображением реальной жизни. Ты вот злишься, а зря. В этой твоей Новой эстетике что-то есть. Ты вообще мыслить умеешь, – усмехнулся главред. – И формулировки подбираешь уместные. Потому и доверяю тебе книгу. Громкую книгу. Ты же должен понимать, что искусство, даже жесткое, делает нас добрее. А? Зритель готов сопереживать любому герою как раз потому, что твердо знает: это всего лишь выдуманный персонаж, некий тип, сыгранный актером. Выдуманный герой не спрыгнет с экрана, не отхватит у тебя кусок, не станет завидовать, не даст тебе кулаком в лоб. Он даже не станет отнимать у тебя кошелек. Наоборот он всегда будет воевать с теми, кто обижает тебя в жизни. Садясь смотреть фильм, зритель заранее знает, что события, которые будут в фильме показаны, имеют мало общего с реальностью. Но они отвечают какому-то внутреннему ожиданию. У всех на самом деле чешутся кулаки. Да, в галерее сейчас не сладко… Да, там люди гибнут… Но каждую минуту кто-то гибнет в дорожных катастрофах – ты же не сходишь от этого с ума…

– Иван Исаакович…

– Да ты что такое упертый… – начал Главред, но осекся.

Экран пересекли внезапные полосы. Размазанная тьма, нечто невнятное. Изображение поплыло, метались какие-то бесформенные тени. Зато пошел звук. « Сидеть!..» Звук пощечины. « Спрячь когти, сучка!.. » Оглушительный выстрел. Вопли, визг. « Заткнись, урод!.. » Снова выстрел. Торжествующий вопль. « Устрой им, Витя, закат цивилизации! »

«Калинин на линии».

– А, Калинин. Передай трубку Шивцову.

«Витя… Тут капитан Петунин… Будешь разговаривать?»

Голос издалека: «А он нашел Христа?»

«Капитан, ты нашел Христа?»

– Ты сам-то понял, о чем спросил, придурок?

«Я-то понял. А ты?»

– Передай трубку Шивцову!

«Боишься признаться, да? Облом у тебя, капитан?»

«Психи! Психи!»

Шивцов хмуро посмотрел на Калинина:

«А что? Девка права, пожалуй».

И спросил:

«Дать тебе пистолет?»

«Мне? Зачем?»

«Оружие…»

«Я не привык к оружию».

«Мы ведь одна команда?»

«Одна. Это так. Но в искусстве».

«А разве ты не перевел искусство в другой разряд? – Шивцов в упор рассматривал Калинина. – Это категорию инвалидности трудно поменять, а искусство… Верти им, как хочешь… Трэш-реализм… Концепты… – Шивцов сплюнул. – Возьми пистолет, а то вдруг на тебя снова бросятся?»

Проверка?

Сунет мне пистолет без патронов?

А когда я наставлю пистолет на него, он даст мне по морде?

Ну нет, решил Калинин. Этого не будет. Какую-то лазейку всегда надо иметь. Человек с оружием и человек без оружия – разница между ними существенная.

«Ладно. Не парься».

Шивцов мрачно оглядел заложников:

«Ну, порешали? Кто первый?»

Перехватив взгляд Шивцова, парень в оранжевой футболке уткнулся лбом в колени и тонко, по-собачьи заскулил.

«Может, этот?» – кивнул Калинин.

«Мне по барабану, – Шивцов встал и положил обрез на плечо. – Мне все равно. Раз вы все сюда притащились, – сплюнул он, – значит, стоите друг друга. Аохеолог или бухгалтер, мне до лампочки. Тоже мне придумали, любоваться трупами. Будет вам теперь истинное искусство жизни… Не то, что у этого немца… У нас первый сорт, свежатинка…»