Евгений Лотош - Корректор. Книга вторая - Птенцы соловьиного гнезда

Утро последнего дня года началось с генеральной уборки. Цукка, решительно заявив, что встречать новый год в таком свинарнике не намерена, мобилизовала всех, не исключая и Карину, намеревавшуюся поспать немного подольше. Эхира, хотя ее никто и не заставлял, к уборке присоединилась с энтузиазмом. Палек попытался бунтовать, утверждая, что намеревался провести день в медитации, вспоминая прошлое и планируя будущее, но Дзинтон подмигнул ему, щелкнул по носу и погнал доставать из кладовки швабры.

– Если женщина задумала навести порядок, даже боги бессильны ее остановить, – глубокомысленно заявил он. – Судьба у тебя, Лика, такая – провести сегодняшний день в размышлениях, но только не во время медитации, а совсем наоборот. Крепись. Трудности закаляют характер мужчины.

После того, как комнаты, кладовые, ванные, столовая и кухня старого отеля оказались отдраены, они вшестером отправились гулять по городу. Дзинтон остался дома, сообщив, что дела заели, усадил свою проекцию в угол и отключился. Карина огорчилась – за прошедшее время ей так и не удалось поймать папу, чтобы обстоятельно обсудить с ним все, что случилось в Крестоцине. Но делать нечего. Впрочем, ее расстройство быстро прошло: на улицах народу оказалось даже больше, чем ей помнилось по предыдущим праздникам. На площадях и проспектах кипели веселые толпы, шныряли шустрые лоточники с мелкими новогодними безделушками, кое-где, несмотря на светлое время, уже пускали фейерверки, гремела музыка, а над дверям и окнами домов висели свежие венки из дарии с вплетением белых бусинок судзурана. Погода словно решила поучаствовать в общем веселье, и тучи разошлись, открывая бледно-голубое зимнее небо и неяркое, но все равно дружелюбное солнце.

В три часа дня от Площади цветов двинулся новогодний парад. Толпа народа в разноцветных карнавальных костюмах повалила по перекрытому по такому случаю проспекту Рока. В наличии имелись: обаки, моко и кугумы, потрясающие мохнатыми преувеличенно клыкастыми головами и размахивающие когтистыми лапами; пираты с наклеенными шрамами и кривыми абордажными саблями и палашами, хотя и сделанными из резины, но вполне правдоподобно блестящими; лесные феи и девы-воительницы, несмотря на довольно прохладную погоду, щеголяющие в чисто символических одеяниях, а некоторые – даже и совсем без них (обилие покрытой зябкими пупырышками кожи компенсировалось блеском и бренчанием жестяных и пластиковых доспехов); нетопыри с огромными ушами и не менее огромными перепончатыми крыльями за плечами, со скрытыми в огромных очках-глазах пищащими динамиками… Многие ограничивались только частями костюмов – одной саблей, треуголкой или даже просто нарисованным шрамом, а некоторые так и вовсе не озаботились маскарадом, с энтузиазмом топая в общем потоке в обычной повседневной одежде. Тут и там в толпе медленно катились грузовики, на которых гремели, пели и приплясывали пестро одетые компании и музыкальные группы, а над проспектом реяли связки воздушных шаров и змеев, трепещущие в потоках воздуха. Полиция деловито перекрывала проспект на крупных перекрестках, пропуская шествие частями и не позволяя устраивать столпотворение, из-за чего парад двигался довольно медленно, а толпа ожидающих своей очереди вокруг Площади цветов разрослась до угрожающих размеров. Палек сунул в рот резиновые челюсти с клыками и маленьким динамиком, издающим при соприкосновении зубов страшный вопль, Цукка пристроила на прическу небольшие помигивающие красным рожки, а Саматта нацепил на один глаз повязку с черепом и время от времени с удовольствием испускал пиратские кличи.

Они протолкались на площади до тех пор, пока не начало темнеть, а парад не завершился. Потом они еще долго гуляли по улицам, ярко освещенным сиянием праздничной иллюминации, покупая у уличных торговцев всякую съедобную и забавную ерунду. На одном из углов Яна нырнула в толпу и, как рыбак подсекает крупную рыбу, за руки вытащила из нее парня и девушку.

– Привет, Тори! – воскликнула она. – Привет, Дзири! Гуляете?

– Привет, Яни, – откликнулся парень. – Ага, шляемся где ни попадя. Господин Саматта, госпожа Цукка, госпожа Эхира, рад видеть. Яна, а это, наверное, Карина?

– Она! – засмеялась Яна. – Тоже завербовать хочешь?

– Язва… – грустно сказал парень. – Вот и Зира житья не дает, издевается. Одни неприятности от этих женщин!

– А то ж! – подмигнул ему Саматта. – Такая уж у нас, мужиков, доля – от женского пола терпеть. И с ними плохо, и без них никуда!