Ант Скаладинс: ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики

Они оба захохотали. Оценили юмор.

Потом от очередного резкого поворота я на какое-то время потерял сознание, а очнулся, когда, со страшным скрежетом «поцеловав» стенку, мы влетели во двор и зарылись между двух мусорных контейнеров.

— Идти можешь? — спросил «вареный», выскочив наружу и распахивая передо мной дверцу.

— Постараюсь, — сказал я и, морщась от боли, вылез.

Но пришлось не идти, а бежать, и в подъезде я упал, сраженный одним видом крутой лестницы. Они меня подхватили, причиняя еще большую боль, и понесли. Через пустую квартиру, которую «вареный» открыл ключом, мы проникли на другую лестницу, широкую и гулкую, миновали старинный парадный подъезд и на улице загрузились в лимузин со шторками и затемненными стеклами, кажется, «ЗИЛ». И когда глаза пообвыклись в полумраке, я увидел, что «вареного» с нами нет, тот, что был за рулем «Жигулей», сидит теперь впереди, рядом с шофером, а справа от меня располагается смуглый восточного вида человек в темных очках и строгом костюме, слева же — симпатичная девушка в короткой юбке и легкой кофточке. Ехали мы теперь не торопясь, о погоне не могло быть и речи.

— Сильвия, — сказал смуглый, не поворачивая головы, — помоги человеку. Видишь, он весь в крови.

Девушка кивнула, полезла в свою сумочку, достала скальпель и ловко распорола мне рукав рубашки и левую штанину.

— Откуда он, Гуня? — спросил смуглый у бывшего водителя «Жигулей», имея в виду, надо полагать, меня.

— С сорок пятого.

— А-а, — протянул смуглый и что-то спросил на незнакомом языке.

Никто ему не ответил, и я покрылся холодным потом: вопрос был ко мне.

— Спокойно, малыш, — сказала Сильвия, решившая, что это она сделала мне больно.

Смуглый снял очки. Белки его глаз казались ослепительными.

Зрачки сливались с радужкой. Он сверлил меня взглядом и четко, по слогам произносил фразу, звучавшую для меня полнейшей абракадаброй.

Переход на русский был внезапным:

— Ты куда бежал-то, фуцин?

Последнее слово я не понял, но понял, что врать глупо, и я сказал:

— В булочную.

Здесь публика была другая — никто уже не засмеялся.

Все помолчали. Потом смуглый подытожил:

— Накладка.

— Убрать? — деловито поинтересовался тот, кого звали Гуней.

— Не здесь, — уклончиво ответил смуглый.

В этот момент Сильвия достала шприц, и, еще не почувствовав укола, я вновь потерял сознание.

Пришел в себя от ласковых поглаживаний по ноге. Боль отступала.

— Да не возись ты с ним, — ворчал Гуня. — Он уже, считай, жмурик.

— Тихо ты, он очнулся, — отвечала Сильвия.

— А я и ему скажу. Слышь, парень, ты потянул локш. Понимаешь? Ну, то есть дело твое — труба. Не подфартило. Бывает. Так пусть девочка отдохнет, чем тебя холить. А?

— Да пошел ты!.. — обозлилась Сильвия. — Проживу как-нибудь без дурацких советов. Этим… приговоренным к смертной казни, исполняют же их последнее желание.

«Хороший разговор, — подумал я. — Что же дальше-то будет?» И так подумал, словно все это меня и не касалось. Сознание заволакивало приторным туманом подступающей слабости. Боль уходила. Сильвия сидела у меня в ногах и доступными ей способами лечила мой измученный организм. Ее пальчики и ее губы поистине творили чудеса.

Внезапно заговорил молчавший всю дорогу шофер:

— Почти приехали. Так что судьбу этого чудака будет решать шеф. Вопросы есть?

— Вопросов нет, — кивнул смуглый.

Сильвия не имела возможности ответить, а Боб длинно и злобно выругался.

Мне стало совсем хорошо. Не болели уже ни рука, ни нога.

— Сильвия, — прошептал я, — после этого можно и умереть.

— Дурачок, — сказала она с нежностью и тихо засмеялась. Совсем как моя Танюшка.

И мне стало безумно стыдно. Я вспомнил, что вышел всего лишь за хлебом, что она ждет меня, волнуется, злится, куда я опять пропал, наверняка думает, что стою в очереди за вином, а суп уже разогрелся, он уже кипит, и Танюшка забыла его выключить, ах, господи, он же будет невкусным, суп нельзя кипятить, и Лидочка уже пришла с тренировки и спрашивает, где папка, а папка — раненый! — сидит в правительственной машине, развлекается с чужой женщиной и едет туда, где его должны убить… Черт возьми, да сколько же времени прошло?!

Я посмотрел на часы. Прошло всего девятнадцать минут, как я вышел из дома.

— Я могу позвонить? — вопрос вырвался непроизвольно.

— Нет, — лаконично откликнулся смуглый.

А Гуня не удержался: — С того света позвонишь.

Мы тормознули в незнакомом мне районе на тихой, очень зеленой улице у старинного особняка, окруженного высоким забором. Милиционер, вышедший из будки у входа, козырнул нам и, открывая калитку, миролюбиво спросил, показывая на меня: — Что случилось?