Игорь Берег - Небо под потолком

Вот в профсоюзах и стал Лаврик Л.М-ом. Сокращение такое ему понравилось — звучало солидно и несколько по-американски. А раз ему понравилось, то и окружающие стали привыкать. Привык и Никита, со школьных лет побаивавшийся своего приятеля — уж слишком тот был целеустремлен и напорист. Никита не припоминал случая, чтобы, чего-то захотев, Л.М. этого не добивался. Л.М. же к Никите питал некоторую слабость и изредка позванивал, не втягивая, впрочем, его в свои дела. Вероятно, понял практическую бесполезность школьного дружка. Или не хотел марать чистые детские воспоминания. При встречах не откровенничал, ударялся в сентиментальные воспоминания о детстве. Кое-что, конечно, Никита знал о делах Л.М., но сам никогда ни о чем не выспрашивал, полагая весьма разумной формулу «Меньше знаешь — крепче спишь». Если честно, то и брезгливость некая была, сопряженная с опасением.

Итак, вчера позвонил Л.М. Голос его был глух и бесцветен.

— Ну, ты уже в курсе?

— Да-а, в общих чертах, — состорожничал Никита. Мало ли что имел в виду Л.М. Это могло быть все, что угодно: от сгнившей партии помидоров до смены президента страны.

— Нет больше нашего Митьки, — сказал Л.М. И так горько это прозвучало! Хотя Никита доподлинно знал, что с Митькой, Дмитрием Илларионовичем Серетиным, у Л.М. в недавнем прошлом были большие разногласия. И из-за чего, вернее, из-за кого! Смешно сказать: из-за бабы! Лора Свердлова, актриса местного театра драмы и комедии, особой разборчивостью не отличалась. Она склоняла чашу своих симпатий то к одному влиятельному в городе человеку, то к другому. И получала видимое невооруженным глазом удовольствие от той свары, которая возникала при каждом таком наклоне. Девица, подобно придворным дамам минувших веков, старалась извлечь из противоборства самцов как можно больше выгоды.

И черта ли в ней было особенного! Худая, вертлявая задница, груди, помещающиеся в ладонь, вечно стреляющие по сторонам глазки да способность делать минет за десять минут в любой обстановке, даже за ресторанным столиком. Но ведь таких умелиц сейчас хоть пруд пруди. Так нет же, была в ней, очевидно, изюминка, заставляющая солидных мужиков сорить деньгами, совершать не соответствующие возрасту подвиги и напрыгивать друг на друга грудью на манер юных петушков.

Так вот завязались в молодеческих разборках и Л.М. с Митькой из-за этой самой Лоры. Чуть до большой драки не дошло с участием заспинных мордоворотов. Но разошлись неожиданно полюбовно. Когда уже начали потихоньку клацать спускаемые предохранители пистолетов и неминуемо должна была разразиться смертельная пальба, оба босса вдруг, на удивление всем, рассмеялись, обнялись, потом один другому пошептал что-то на ухо, смех стал громче, каждый отозвал по одному, самому главному из «горилл», и отдали они этим двум охальникам бедную актрисочку на разор и поругание. Вот так подобные вопросы и должны решаться! Что баба, когда дело — главное.

И вот теперь Л.М., известный среди друзей (и недругов, кстати, тоже) еще и под прозвищем Носорог (что отнюдь не указывало на его внешние габариты), скорбел по поводу смерти своего приятеля-соперника.

— Ты вот что, — продолжал Носорог все тем же глухим голосом, — подъезжай завтра на похороны. Митьку ты знал. Свои люди будут.

«С каких это пор я у тебя свой? — подумал Никита. — То, что в школе вместе учились, еще ничего не значит. Нужно будет — ты меня как муху прихлопнешь. Да не сам мараться станешь, а обломам своим команду дашь. Небось и Митьку они же застрелили».

О том, что Серегина убили в бандитских разборках, в городе было известно.

— Будь к двенадцати, — велел печальный голос, и в трубке раздались короткие гудки.

Совсем не хотелось Никите идти на эти похороны, И хотя никак он не был замазан в темных делах, но от подобных мероприятий всегда лучше держаться подальше. А в то же время интересно было посмотреть, как мафия своих «крестных отцов» хоронит. Правда, как бы потом соответствующие органы не начали Никитой интересоваться. Ничего криминального не найдут, но все же неприятно. Да все равно придется идти. Л.М. по два раза приглашения не повторяет. Не зря ведь Носорогом прозвали, хоть и за глаза.

Дом на бывшем Октябрьском, ныне Николаевском проспекте знали все. Когда-то купеческий, он стал после революции многоквартирным путем разделения жидкими перегородками огромных комнат на великое множество каморок. Жили там всякие люди: и начальники невысоко-то ранга, и инженеры, и даже рабочие из тех, что познаменитее. Несколько лет назад вокруг этого дома что-то закрутилось, некий темный вихрь, жильцов расселили в бетонные многоэтажки окраинных районов, а здание стали реконструировать. Официально, благодаря табличке на стене, возвещавшей, что это памятник архитектуры конца XIX века. И неофициально, поскольку предназначался он для людей солидных и зажиточных. Внешне дом почти не изменился, так, небольшой косметический ремонт, чтобы убрать следы разрушительного времени. Внутри же все временные перегородки снесли, не пощадили и многие капитальные. Сделали так называемый «евроремонт», и отныне стали в нем жить лишь несколько семей.