— Это чудовище — продукт деятельности все тех же биолабораторий, которые занимаются производством наших пушистых соседей.
Тони Икс с помощью металлического прута начал выталкивать создание из кадра. Клоповидное существо заметалось в безумной ярости, обрызгивая стенки террариума струями зеленой жидкости, потом обвилось вокруг прута, пытаясь поразить его жалом.
— Их изготовляют все с той же целью, что и другие биообъекты, — убивать.
Теперь камера показывала Тони Икса, стоящего возле террариума. Эйнджел почувствовала приступ тошноты. Ввоз в страну подобных монстров генной инженерии законом был запрещен.
Тони Икс продолжал:
— Нам остается только ждать, когда и эта страна займется пожаром, уже поглотившим Азию, когда на наши головы падет чума, уничтожившая население Африки, когда не люди и полулюди, словом, эти волосатые шары, возьмут над нами, людьми, верх.
Он вытащил из террариума покрытый мерзкой слизью прут.
— Вы говорите геноцид? Нет, мы выступаем за выживание, выживание человечества как вида.
Эйнджел закрыла глаза и уткнулась лицом в ладони. Только одна мысль сверлила ее мозг, как бы клоповидное чудовище Тони Икса не оказалось на свободе.
Интервью с Тони Иксом продолжалось еще полторы минуты, но оно уже не интересовало Эйнджел, и она больше ничего не слышала.
Вместо этого она сидела и тщательно рассматривала разбросанные на кофейном столике карточки. Интересно, зачем Уайту это понадобилось? В какую игру он играет? А может быть, он что-то искал среди них?
Дверь в квартиру распахнулась, и Эйнджел от неожиданности вскочила на ноги. Карточки рассыпались по полу.
В дверях стояла Лей.
— Лей, черт побери, ты испугала меня до полусмерти.
— Здравствуйте вам.
Лей прошла в комнату и принялась собирать разбросанные карточки.
— Где ты была? — спросила Эйнджел.
— Одна моя подруга попала в больницу. Прошлой ночью в Чайнатауне на нее напали чертовы пинки, мальчишки из «Рыцарей». Видеоком все время был занят, и я узнала об этом, только вернувшись с работы домой.
Эйнджел взяла карточки у нее из рук.
— Как она, в порядке?
Лей кивнула.
— Она отделалась шишкой на голове, в нее запустили кирпичом. Ее оставили в больнице, чтобы немного понаблюдать за ее состоянием. Да, я хотела спросить тебя насчет этого, — Лей указала на разноцветные прямоугольники, — что ты делала с ними весь этот день?
— Это не я, это…
Эйнджел не договорила. Она не знала, как это называется, заскок или нечто подобное, но в словах Лей ей кое-что не понравилось.
— Что ты имеешь ввиду, говоря «целый день»?
— Когда я пришла с работы домой, то все карточки…
Лей наморщила нос, и нервно замахала хвостом. От волнения собачьи черты ее лица обострились и стали почти угрожающими.
— Кто здесь был?
— Один из детективов, Уайт. Ты пришла с работы и…
— Карточки были разбросаны по столу, а помещение провоняло дезинфекцией. Видеоком был включен. Что, черт побери, все значит, Эйнджел? Что ты делаешь? Я прощала тебе все из-за того дерьма, в которое ты вляпалась. Но некоторые из этих снимков очень личные. Что ты делала в моей комнате?
— Здесь никого не было?
— Я вошла в комнату, увидела весь этот бардак, потом мне позвонили, и я ушла. А теперь скажи мне, какое право имела ты… С тобой все в порядке?
Эйнджел покачала головой и осела на диван. Значит, это не паранойя. Она в самом деле куда-то влипла по самое некуда. Ей хотелось только одного — точно знать, что это было.
— Что случилось? — спросила Лей.
— До обеда меня здесь не было. И не я взяла эти чертовы фотографии. Уходя, я выключила видеоком, чтобы отсекать все поступающие звонки. Я не включала его.
— Ты сказала, что детектив Уайт…
— Хочешь сказать, он ушел, а потом возвратился назад? Постой, ты же сказала, что стоял запах дезинфекции?
— Да…
— Кто-то попытался сбить свой запах? Какой-нибудь коп?
Эйнджел вспомнила искусственный запах сосны, который уловила в тот вечер, когда они вернулись из дома Байрона. Кто-то побывал в их жилище дважды. От этой мысли она содрогнулась.
Они вызвали полицию. Коп прибыл во вторник, после ланча. Прибыл один. На этот раз было все не так, как после погрома в доме Байрона. От несвойственной им почтительности, которую полицейские проявляли в прошлый раз, как будто не осталось и следа. Эйнджел потребовался целый час, чтобы ее жалоба была принята, а копу — одному жалкому полицейскому в униформе с видиком в руках — целых двенадцать часов, чтобы прибыть на вызов.
Читать дальше