Дин Кунц - Кукольник

- Он уезжает! - У Себастьяна перехватило дыхание. - Уезжает отсюда!

Тримкин снова повернулся к нему, медленно, широко улыбаясь.

- Надеюсь, ты не собираешься шутить со мной, парень? - Он засмеялся, как будто услышал что-то смешное, хотя его смех был далеко не веселым.

- Уезжает, - повторил Себастьян. Тримкин задумался.

- Афиш насчет вечернего спектакля не было, - произнес он, обращаясь скорее к самому себе, чем к придурку в кабине. - Значит, старина Гедельхауссер набрался кое-какого здравого смысла.

- Кое-какого, - согласился Себастьян. Тримкин разразился искренним хохотом, и двое мужчин присоединились к нему. Его лицо покраснело, а худощавое тело содрогалось снова и снова, как от лихорадки.

Себастьян нервно улыбнулся. Тримкин положил руку ему на колено.

- Передай своему хозяину, что мы приветствуем его благоразумие.

Себастьян кивнул.

Оживленно обсуждая свой триумф, члены Лиги повернулись и, обогнув место, где стоял грузовик, скрылись в холодной тишине своего, казавшегося безжизненным города. Себастьян смотрел им вслед и вслушивался, пока не затихло эхо гулких шагов. Потом он выскользнул из кабины грузовика, захлопнул дверь и побежал в театр. Теперь ему предстояло либо избавиться от тела, либо оказаться пойманным, когда назавтра вернется Тримкин и поймет, что его обманули.

Первым делом Себастьян отсоединил все секции Горна, что умел делать, поскольку последние пять лет занимался этим постоянно. Он уложил секции в специальные ниши прицепа, и гибкие мягкие прокладки обволокли их контуры, словно заключив в объятия. Потом он вынес из комнат все афиши и личные вещи. Он еще и еще раз прошел по всем комнатам, чтобы убедиться, что ничего не забыл. В последнюю очередь он заметил свернутый ковер и не смог вспомнить, принадлежал ли он Пертосу. Потом он понял, что это не ковер, а покрывало, в которое что-то завернуто. Себастьян разорвал веревку и развернул вспухшее, почерневшее тело Элвона Руди, и только тогда он вспомнил события прошедшей ночи полностью и понял, что должен избавиться от двух трупов, если не желает попасть в лапы властей и оказаться в маленькой камере, куда они запрут его на всю оставшуюся жизнь, в той самой камере, которую всегда упоминал его дядя в своих длинных рассказах, когда, напившись, с садистским упорством старался добиться от юного Себастьяна эрекции.

Ему казалось, что в театре некуда спрятать трупы, пока случайно не зашел в подвал. Себастьян осторожно сделал несколько шагов. Сердце стучало невероятно быстро. Потолочные лампы в большинстве ячеек перегорели, и треть помещения не освещалась. То, что можно было разглядеть, не производило отрадного впечатления. Хотя театр насчитывал более двухсот лет, его активно посещали лишь три-четыре недели в году, и подвал не считали нужным содержать в таком же расточительном великолепии, как верхние помещения.

В одном месте путь почти полностью преграждала такая густая паутина, что Себастьян побоялся идти дальше. На паутине сидели два паука, которые быстро забегали взад-вперед, словно оценивая его как возможную добычу. Каждый из них был величиной с большой палец. То тут, то там вздымались белые шелковистые бугорки, из которых торчали лапки и крылышки мертвых насекомых, которых пауки запасли впрок.

Себастьян постарался пробраться, не дотрагиваясь до паутины, но тут же подался назад, почувствовав, как нити напряглись и зазвенели. И тут же ему почудилось, что это Пертос попался в сеть. Но он больше не хотел иметь дело с призраком кукольника. С этим было покончено.

Себастьян вернулся по лестнице в театр, нашел в комнате, где прежде лежали афиши, длинную палку и, вернувшись, разорвал паутину, преграждавшую путь.

Он раздавил одного из пауков. От того осталось лишь мокрое место.

Себастьян огляделся в поисках второго. Тот поспешно карабкался по ступенькам, затем вильнул вбок и исчез.

Идиот вдруг почувствовал отчаянную потребность знать, где этот паук, но когда добрался до последней ступеньки, того и след простыл.

Теперь ему, как никогда, захотелось выбраться из подвала. И он, возможно, так и сделал бы, если бы не услышал впереди в полутемных подвальных помещениях громкое журчание воды. Она шумела, как река.

Дженни...

Он шел на шум воды, пока не обнаружил в полу большой круглый дренажный люк. Он находился на фут ниже уровня пола и был закрыт тяжелой металлической крышкой. Себастьян отодвинул крышку и заглянул внутрь. Тусклого света оказалось достаточно, чтобы он смог разглядеть на глубине четырех футов быстро бегущий поток. То тут, то там в темной воде кружились клочки бумаги, листья и палки. Пахло нечистотами, и Себастьян понял, что это, должно быть, канализационные стоки города, которые стекают в какой-нибудь подземный отстойник или в море.