Кеннет Балмер - Транзитом до Скорпиона

Я посетил бумажные фабрики и смотрел, как пульпа постепенно видоизменяется, проходя через жужжащие и вертящиеся механизмы, превращаясь в гладкую бархатистую бумагу, годную для самых возвышенных слов, которые только есть в языке. Но бумажная мануфактура была окутана тайной. Я понял, что в определенные времена года они отправляли караваны с бумагой, распространявшейся затем по всему Крегену. Но это была девственно-чистая бумага, ожидающая нанесения письмен. Я почувствовал здесь тайну, но не смог докопаться до разгадки.

Очень скоро мне велели приготовиться к крещению. Я употребляю английское слово, которое является ближайшим эквивалентом к названию этого ритуала на крегенском, — без всякого намерения кощунствовать. Мы отправились очень рано: я, Масперо, четверо наставников, которых я теперь знал и любил, и четверо кандидатов.

Одним из кандидатов была девушка с правильными чертами лица и длинными волосами, не дурнушка, но красавицей ее нельзя было назвать.

Мы сели на галеру и поплыли вверх по другой реке — Зелф, а не Аф, по которой я прибыл в город. Гребцы смеялись и шутили, налегая мускулистыми руками на весла. Я обсуждал с Масперо тему рабства и нашел в нем ту же глубокую ненависть к этому позорному институту, что горела и во мне. Среди гребцов я узнал человека, спрашивавшего Масперо, отправится ли тот на охоту за грэнтом. Я и сам садился на весла, когда приходила моя очередь, чувствуя в эти моменты, как знакомо перекатываются мускулы спины. Рабство являлось одним из тех институтов Крегена, которые савантам обязательно требовалось отменить, если они хотели выполнить свою миссию.

Мы поднялись как можно выше по реке Зелф, а потом пересели в баркас, где все гребли по очереди. Я не видел в Афразое ни стариков, ни старух, ни больных, ни калек, и все весело прилагали руку к самой черной работе. Галера повернула назад, и девушки у руля махали нам, пока мы не скрылись из виду между серых скал. Мимо неслась вода. Она была темно-сливового цвета, совсем не похожая на воду своей сестры, реки Аф. Наша десятка выгребала против течения. Затем мы прошли через пороги, перенеся баркас, и опять навалились на весла. Масперо и другие наставники держали в руках инструменты, обладавшие, как обнаружилось, немалой мощью. Со скалы спрыгнул, преградив нам дорогу, гигантский паукообразный зверь. Я уставился на него неподвижным взглядом — а Масперо спокойно навел оружие. Из дула вырвался серебристый луч, который успокоил монстра и позволил нам следовать дальше. Зверь только щелкал челюстями, глядя на нас бессмысленным и враждебным взглядом белых глаз, но сдвинуться с места не мог. Думаю, даже земная наука еще не в состоянии воспроизвести подобный способ одержания мирной победы над грубой силой.

Мы налегали на весла, миновав много ужасающих с виду чудовищ, и все они были укрощены серебристым огнем оружия наставников.

Наконец мы добрались до естественного амфитеатра в скалах, где река обрушивалась водопадом — жалким подобием того, который я преодолел на реке Аф. Однако и он достигал немалых размеров.

Здесь мы вступили в пещеру. Это было первое увиденное мной на Крегене подземелье. В пещеру струился обычный теплый розовый свет, но по мере того, как мы шли дальше, он постепенно таял, и розовость мало-помалу сменяла лучезарная голубизна — голубизна, живо напомнившая мне синие огни, обрисовавшие образ Скорпиона, когда я смотрел на небо в африканских джунглях.

Мы собрались на краю бассейна в скальном полу пещеры. Вода плавно вращалась, словно молоко на огне, и с ее поверхности поднимались клочковатые испарения. Торжественность обстановки произвела на меня должное впечатление. В бассейн вела высеченная в скале лестница. Масперо отвел меня в сторону, вежливо позволяя другим пройти первым.

Кандидаты один за другим сняли с себя одежду. Затем, твердо ступая и подняв лица к потолку, все мы спустились по лестнице в воду. Я почувствовал, как меня охватывает тревога и ощущение, что все тело покрывают поцелуями теплые губы, и одновременно я ощущал покалывание мириадов крошечных незримых игл — ощущение, пронзавшее до самых глубин моего существа, того, чем я был, единственным и неповторимым. Я спускался по каменным ступеням, пока голова не скрылась под водой.

В молочной жидкости передо мной двигалось огромное тело.

Когда я уже не мог более задерживать дыхание, я поднялся по лестнице обратно. Я хороший пловец. Кое-кто однажды рискнул сказать, что я, должно быть, родился от русалки. Когда он поднялся с подбитым глазом и извинился я не признаю никаких порицаний в адрес моих отца и матери, — я вынужден был признать, что он не хотел сказать ничего плохого. Воистину сказанное было вполне обосновано моими способностями к плаванию. Теперь я, конечно, понимаю, что он шутил; но в молодые годы я плохо понимал шутки.