Джон Кристофер - Хранители

– Ты не понимаешь… – начал Пенфолд.

– Хватит того, что я понял из твоих объяснений, – ответил Логан.

– Я же не говорю, что все недовольны… то есть большинство…

– Но ты хочешь, чтобы они были недовольны? Так?

– Пожалуй, да.

Громкий смех заставил Пенфолда замолчать.

– Быть недовольным – значит и быть свободным! – воскликнул Пенфолд, когда веселье стихло. – А мы несвободны, вот что я пытаюсь сказать.

– Свободными, чтобы говорить чепуху, – добавил Роуландс, вставая. – С меня хватит.

Возвращаясь от Пенфолда, они почти не говорили. Однако, уже в комнате (Роб с Майком жили вместе), Майк спросил:

– Ну и что ты думаешь?

– О Пенфолде? Меня не очень-то впечатлило. А вот то, что сказал Роуландс в конце, имеет смысл. Никто не оборвал его. Разве это не говорит за то, что люди свободны?

– На разговоры они не обращают внимания.

– Кто?

– Правительство.

– Если это только болтовня, какой в ней прок?

– А если не только?

– Что ты хочешь сказать?

– Между нами?

– Конечно.

– Есть люди… Пенфолд с ними знаком. Эти сегодняшние разговоры… просто попытка найти единомышленников. Почти вслепую – вдруг кто-нибудь думает так же. Но существует другая, настоящая организация.

– Тебе Пенфолд об этом сказал? – Майк кивнул. – И ты веришь ему?

– Да. Его брат состоит в этой организации. Он вернулся домой в начале года – был на китайской войне.

– Все-таки, это смешно.

– Ты мог бы понять, если б захотел.

– Что понять?

– Смешно или нет. Если бы вступил в эту организацию. Конечно, тебе придется дать клятву.

Роб начал понимать, насколько Майк серьезен. Сама идея была нелепа, смехотворна, но Майк верил в нее.

– Вряд ли я могу быть быть полезен, – сказал Роб, поколебавшись.

– Ошибаешься. Ты знаешь Урбанс. Ты можешь очень пригодиться, даже если просто покажешь, что урбиты такие же люди, как мы и что наше отношение к ним, как к невежественному низшему классу, – ошибочно, – он говорил горячо, убежденно. – Ты можешь очень помочь, Роб!

– А если ничего не выйдет? Что тогда?

Майк пожал плечами:

– Мы должны рискнуть.

– Но за этот риск люди могут попасть в тюрьму. С детьми они, скорей всего, не станут связываться. Но что будет со мной, я знаю точно. Меня отправят обратно в Урбанс.

Майк молчал. Роб хотел добавить еще что-то, когда он сказал:

– Ты прав. Я не подумал об этом.

Роб обрадовался, что Майк так легко согласился. Но чувствовал себя виноватым, ведь он был очень многим обязан Майку. Роб попытался спорить с собой. Нет, все-таки эта затея – нелепость. Если почти все довольны, безумие – разрушать привычную жизнь по прихоти кучки фанатиков. И еще большее безумие – надеяться, что у этого восстания есть хоть один шанс на успех.

Майк прервал его раздумья:

– Эти люди уже кое-чего добились и готовы идти дальше.

– Уж не ты ли с Пенфолдом и его братцем? – не сдержался Роб.

– Нет, – спокойно ответил Майк. – Нас больше.

– Сколько? Полдюжины? – Майк не ответил. – Ты спятил.

Майк покачал головой:

– Не знаю, – он забрался под одеяло. – Может, не я, а кто-нибудь другой.

– На меня намекаешь?

Майк усмехнулся:

– Не переживай, с тобой большинство. Кстати, кто последний ложится, выключает свет.

Незаметно подошли каникулы. Вот уже отшумели веселые празднества с традиционным концертом по случаю окончания семестра и, наконец, наступило ясное морозное утро, когда почтовая карета повезла Роба и Майка через припорошенные снегом поля в небольшой торговый городок, где их ждала коляска Гиффордов.

От дома, окруженного заснеженным садом, веяло спокойствием и уютом. Навстречу им выбежала Сесили, за ней степенно шла миссис Гиффорд, и даже мистер Гиффорд оставил своих карликовых питомцев.

Сезон охоты был в полном разгаре. Местное общество собиралось дважды в месяц, но Гиффорды состояли в нескольких охотничьих обществах и поэтому, проехав пару лишних миль, могли с легкостью заполнить почти всю неделю, кроме воскресенья. Мистер Гиффорд не ездил с ними, но миссис Гиффорд и даже Сесили на своем любимом пони с удовольствием принимали участие в охоте.

Роб скоро вошел во вкус. Когда он первый раз увидел убитую лису, его затошнило, но он понимал, что должен пройти и через это. Охота была традицией, а традиция здесь управляла всем. Роб быстро избавился от отвращения и даже наслаждался новизной впечатлений: охотники в красных камзолах, потные лоснящиеся лошади; гончие, преследующие добычу по склону холма; клич охотничьего рожка, рассекающий пасмурное утро. А в конце суматошного дня – приятная усталость; дом, где ждет горячая ванная, чай с пышками у пылающего камина в уютной гостиной, залитой мягким светом. Это было чувство принадлежности.