Александр Громов: Ватерлиния (сборник)

О значении слова «синекура» Нуньес лишь догадывался. Судя по конкретным признакам, его предшественникам это понятие было знакомо во всех приятных подробностях. Участочек оказался из рук вон, оторви и выброси, что же касается личного состава, то он, подобно всякой изолированной системе, уверенно стремился к нулевой энергии и вполне в этом преуспел. Нуньес впрягся в службу как вол и о начальном периоде командования участком отзывался кратко: чистил нужник. Для дам он на всякий случай держал в памяти «авгиевы конюшни», однако дам на участке не было, а тех существ последнего разбора, что поначалу были, язык не поворачивался назвать дамами, и Нуньес с особенным удовольствием вышвырнул их с заставы при первой возможности. В него стреляли: кто-то, пожелавший остаться неизвестным, пустил в полковника две пули – обе мимо. Нуньес не стал выяснять, кто это сделал. Он знал, что, когда хотят убить, – убивают. Вместо этого он добился замены большей части младших офицеров и сержантов – как ни странно, это удалось – и в конце концов смог констатировать некий минимум порядка, который и старался поддерживать, не особенно рассчитывая на большее. На него писали кляузы, всегда остававшиеся без последствий. Раз в полгода он сам писал отчет «о положении дел» с грифом: «Секретно. Лично» – по обязанности и без энтузиазма, ибо хорошо знал, что насчет секретности еще так-сяк, а что касается «лично», то вряд ли командующий лично вникает в каждый документ подобного рода, и правильно. Он был забыт, это кололо самолюбие, но пока устраивало. И вот – начальство вспомнило, что есть еще такой Нуньес, и, вместо того чтобы попросту гнать вон со службы, торопит с очередным отчетом. Почему? Об этом полковник еще успеет подумать, но сперва нужно разгрести текучку.

– Дежурный! Вы слышите меня?

– Еще что-нибудь, господин полковник?

«Еще что-нибудь!..» Наглец. Тон как у официанта. Наказать? Нет, пока рано. В линейную бы пехоту его, суток на трое в сельву с полной выкладкой, да чтобы без жратвы… Сдохнет ведь. Молодежь, одно слово.

– Еще вот что, – хмуро сказал Нуньес. – Сегодня же эвакуируйте больного. Да, вы. Вертолетом. Займитесь этим немедленно. Что? Это как понимать: «Если позволит погода»? Пусть позволит. Запомните себе на будущее: плохая погода бывает только для разгильдяев. Вот и хорошо, что вы поняли. Далее. С больным полетят двое сопровождающих, выберите их сами из резервной смены. Еще полетит врач. А меня не интересует, захочет он или не захочет. И не интересует его невменяемость. Тогда так: еще двое сопровождающих полетят с врачом. Пусть получит в медицинском управлении новую партию вакцины, вы поможете ему составить заявку, если он забыл, как это делается. Кхм… Кха! Кашель, черт… Вакцина сегодня же должна быть здесь. Сегодня же. И врач тоже. Нет, не «пусть он катится к чертовой матери», а пусть сегодня же проведет повторную вакцинацию всего личного состава. Да. Я сказал: всего личного состава. Полностью. Ответственный – вы лично. Это все.

Полковник снова закашлялся и, прочистив горло, сплюнул в носовой платок. Вот гадость. А ведь после прививки станет еще хуже. Люди будут недовольны, и трудно их за это осуждать. Но аверс аверсом, а с реверса отчетливо маячит пятнистая горячка – та еще хвороба, верный и мучительный конец. Вакцина спасает от пятнистой горячки, зато делает человека крайне восприимчивым к обычным простудам, это бы еще ничего в сухое время года, но теперь пошел муссон, и значит, уже завтра личный состав будет едва волочить ноги. Вакцина – дерьмо… И жара. Страшно подумать, что будет там, снаружи, когда солнце взберется повыше. Особенно завтра, после прививки. По-видимому, единственной работоспособной единицей на всем участке останется полковник, строчащий полугодовой отчет. Трогательная картина.

Он подошел к окну, скосил глаза вниз. Оттуда, с прямоугольной площадки, отвоеванной у сельвы под плац, забетонированной и расчерченной в соответствии с назначением, поднимались торопливые дрожащие испарения. В тени старой башни, реликта эпохи Второго Нашествия, ныне увенчанной крутящейся антенной станции дальнего обнаружения, досыхали последние, самые стойкие лужи. Двое солдат с натугой катили через плац гигантскую кабельную катушку, их движения были плавны, как в замедленном кино. «Мухи дохлые», – определил Нуньес. В катушке было куда больше жизни, чем в солдатах, она проявляла норов и стремилась покатиться в направлении, солдатами не предусмотренном. Полковник отогнал мысль о том, что было бы с ним самим, вздумай он спуститься вниз. И здесь-то не продохнуть… Скверный сезон. Муссонные ливни все похожи один на другой. И еще они похожи на конец света. Но сельве того и надо.