Александр Громов - Ватерлиния (сборник)

По моей щеке медленно катилась слеза. Лучше бы я умер, чем такое слушать. Но слушал, ибо еще целый час был не в состоянии пошевелиться, а Рыба-Кит максимально использовал каждую минуту этого часа. Я не мог на него смотреть. Я следил за гигантской жабой, терпеливо поджидающей нас в реке. По сравнению с Рыбой-Китом она была просто совершенством.

Нет, я не умер. Я остался жив. К чему вам знать о том, как я пытался покончить с собой и почему у меня ничего не вышло? Это неинтересно. И насчет Рыбы-Кита… скажу только, что вельботу еще трижды пришлось меня обездвиживать, причем в третий раз лишь попутный ветер помог ему всадить в меня иглу: мне удалось выманить убийцу моих ростков за пределы зоны защиты…

И все-таки человек сделан правильно. Не прошло и трех дней, как я вновь ощутил желание жить. Но видеть Рыбу-Кита я не мог по-прежнему. Если бы не он, распалял я себя, я бы сейчас находился в обществе людей, поистине объединенных общей целью, мы говорили бы о конусоидах и только о конусоидах, а в плодотворных спорах дали бы шанс родиться истине, я бы демонстрировал своих питомцев и со сдержанной гордостью выслушивал одобрительные возгласы настоящих специалистов, особенно приятные для простого любителя, мало того – абсолютно необходимые ему как стимул к последующим годам мук и вдохновенного творчества, блистательных побед (редко) и горьких поражений (гораздо чаще), – и мы были бы благожелательны и полны непритворного уважения друг к другу. Вместо этого я был вынужден делить круг радиусом восемьсот метров с человеком, которого не хотел видеть и которого не мог убить.

А спасателей все не было…

Рыба-Кит сделал вид, что между нами не произошло ничего особенного. Он даже пообещал мне, что если я снова «заведу себе цветочки», то он поможет мне их вырастить, если, конечно, я не буду мешать ему своим психополем. Ему было попросту скучно – теперь, когда после гибели ростков на меня самого свалилась уйма свободного времени, я хорошо это понял. Здесь и поговорить не с кем. Вельбот? Он не собеседник, а цепной пес на страже перечня гарантированных законом прав. Кроме того, Рыбе-Киту требовались не собеседники, а слушатели. Его поведение было гнусно, но иначе он не мог. Я гнал его прочь – он возвращался и спрашивал, на чем мы в прошлый раз остановились. Он пробовал левитировать и учил левитировать меня, хотя сам не оторвался от земли ни на сантиметр. Он читал мне выдержки из Р.Х. Бауха и заставлял глядеть на иероглифы. Я чувствовал, что схожу с ума. И в тот самый день, когда уже казалось, что сумасшествие неминуемо, я нашел то, что мне было нужно.

Это была металлическая стойка от палатки. Она поблескивала в траве на полпути к реке, должно быть, я выронил ее в спешке, когда пытался бежать вплавь. Тонкостенная трубка из алюминиевого сплава, очень удобная не только как подпорка. Конечно, ею нельзя убить, размышлял я, сжимая в руке свое оружие. Тем лучше. Следовательно, не будет и речи о том, чтобы нарушить право человека на жизнь.

И как жаль, что я не додумался до этого раньше!..

Но сначала следует проконсультироваться у вельбота, прежде чем к нему или ко мне подоспеет Рыба-Кит, осененный новой идеей. Вон он идет. А это значит, что мне предстоит сложный обходной маневр со всевозможными обманными финтами. Мне нужна одна минута. Если вельбот до сих пор еще не понял, что к чему, я в немногих словах обрисую ему ситуацию. А потом невинно (очень невинно, как бы между делом) спрошу, имею ли я в этих условиях право на самозащиту.

И как только механизм подтвердит мое право, я это право реализую.

1991 г.

Больше всего на свете Виссарион Шпынь, дипкурьер на службе у правительства Лиги Свободных Миров, ненавидел космические полеты – именно то, с чем он постоянно сталкивался по долгу службы и от чего тяжко страдал, не собираясь, однако, подыскать себе другое занятие. Если работа не приносит удовольствия, его не заменит никакое жалованье – эту аксиому Виссарион не оспаривал. И действительно: не высокое жалованье и не премиальные за образцовую службу удерживали его от перемены профессии, а законная гордость специалиста высокого класса, сознающего, что мало кто способен справиться с этой работой лучше него. Быть может, на всю громадную зону Лиги наберется, если хорошенько поскрести, пяток таких людей, но уже десяток не наберется наверняка. Приятно ощущать себя одним из немногих!

Деньги – пыль. Совсем другое дело знать, что живешь на свете не зря, что после трудной миссии начальник с особым чувством жмет тебе руку, молчаливо признавая, что ты, вопреки всем опасениям, опять выполнил задание образцово, и уж верх удовольствия случайно подслушать реплику: «Когда диппочту возит Шпынь, я спокоен. Если не справится он, то не справится никто. С таким рвением и чувством ответственности сталкиваюсь впервые. Какое счастье, что он не карьерист! Ну просто образец человека на своем месте!..»