Виктор Кернбах - Лодка над Атлантидой (С иллюстрациями)

— Но где же они? — спросил человек.

— Если я скажу тебе, ты все равно мне не поверишь… Я считал, что мир изменился, но вижу, что и теперь люди насмехаются над правдой и верят скорее обману, с которым ни один здравый ум не ужился бы, если он на самом деле был бы здравым.

Человек, который все время его спрашивал, подошел поближе. Ему было лет сорок пять — пятьдесят. По всему было видно, что он не местный житель. Улыбаясь, он сказал:

— Может быть, я тебе и поверю! Ты скажи… а я посмотрю.

Старик смерил его взглядом и пристально посмотрел ему в глаза.

— Сказать, даже если ты мне не поверишь? Все равно мне не остается ничего иного. Меня привезли и через день улетели.

— Куда тебя привезли?

Старик посмотрел на окружавших его людей: толпа начала расходиться.

— На севере находятся горы, если ты их знаешь. Мы назвали их когда-то, как говорили жители здешней страны Мисрайм, Горы Бога. Здесь я узнал, что их называют Лебаном. Но ты, кажется, не местный житель. Кто знает, как их называют там, откуда ты!

Человек перестал улыбаться. Он смотрел внимательно на старика и наконец неуверенно сказал:

— В те горы восемь лет назад упала звезда. Звезды падают непрерывно, не о том речь, но люди говорят, что она будто бы поднялась. Может быть, ты ее видел, а теперь вот похваляешься перед всеми…

Старик повернулся и пошел, а незнакомец отправился вслед за ним. Старик остановился и пристально посмотрел на него. Но глаза неизвестного не моргнули: и он умел смотреть точно так же. Старик спросил:

— Кто ты, если не считаешь меня, как остальные, сумасшедшим. Или ты тоже считаешь меня безумным и хочешь лишь посмеяться надо мной?

Незнакомый человек хотел что-то ответить, но промолчал.

— Откуда ты? — спросил его еще раз старик.

Человек посмотрел на старика, взглянул на его старую рубашку из холста, на босые ноги, потом на небо и медленно произнес:

— Из Вавилона… Хоть я и смеялся над тобой, но глаза у тебя не сумасшедшего и не обманщика. Пусть я не могу поверить в то, что ты мне рассказал, но я вижу, ты что-то скрываешь.

Старик оперся на его плечо и сказал:

— Я пошел бы в Вавилон… Мне припоминается, что это селение где-то на севере.

Вавилонский житель посмотрел на него с удивлением.

— Какое селение? Селение, говорят, было давным-давно, а может, и совсем не было. Одни говорят, что здесь всегда был город… Теперь это самый большой город в мире!

— Ты возвращаешься в Вавилон?

— Может быть, я и вернулся бы. Я нигде не оставляю ничего, что тянуло бы меня обратно. Возраст любви прошел, а богатства никогда у меня не было. Так что то ли там, то ли здесь…

— Ну, а чем ты кормишься?

Человек из Вавилона рассмеялся:

— Продаю мудрость тому, кто хочет ее купить. Только мой товар дешевле, чем необожженные глиняные горшки… Когда у меня есть время, я выдумываю песни или сказки, а время у меня всегда есть.

— И это продается?

— Не особенно Но люди, которые слушают, кормят меня, иногда мне дают кое-что из одежды.

— Тогда наша встреча как нельзя более кстати: ведь и я кормлюсь сказками. Мастерство, которому я научился за шестьдесят лет…

— Ты же говорил шестьсот?!

— Да, но шестьсот лет земных, а небесных шестьдесят.

Человек из Вавилона снова пристально посмотрел на него, но старик продолжал:

— Эти профессии ни к чему не пригодны на Земле. Я умею высчитывать расстояние до Солнца, до любой звезды, умею вести корабль между звездами, могу поднимать каменные плиты на воздух, не прикасаясь к ним руками, мне известно происхождение человека и мира, я умею вести исследования, но для всего этого необходимы инструменты, которых у меня нет. Я выучил в течение моей жизни около двадцати языков жителей Земли и около четырех — жителей небес. Я познал, что такое мудрость. Это единственное мое богатство, но вижу, оно ни к чему не пригодно на Земле… По крайней мере теперь.

Человек из Вавилона больше не смеялся и даже не улыбался. Они много дней пробродили вместе. Когда им нечего было делать и во время отдыха, старик рассказывал человеку из Вавилона случаи из своей жизни. Он, как человек мудрый, сознавал силу своего незаурядного ума. С некоторых пор человек из Вавилона начал верить старцу, особенно после того, как тот показал инструмент, с помощью которого можно писать на чем угодно: на дереве, на шелке, причем без свинца, угля, сажи или краски.