Олег Серёгин - Начальник Дикого Порта

Интересно, когда-нибудь, где-нибудь, смотрел ли ррит на человека - вот так? Как Л’тхарна - на него?

Рихард вошел в рубку. И снова встретил этот взгляд.

И еще - нахальный взгляд заметно нетрезвого братца Гуго.

Что-то внутри задрожало и напряглось, отвердев до металлического состояния. Если Гуго опять взялся за свое… Набить морду. Тут же, собственноручно. Потому что если поступить так, как хочется, то есть разрешить Л’тхарне сделать это самому - вряд ли корабельный медик Майк сумеет вернуть здоровье младшему Люнеманну.

Твою мать, Рихард. Это же твой брат. Родной.

Это же поганая тварь.

То есть это Л’тхарна - поганая тварь.

- Гу, ты что здесь делаешь? - мрачно спросил Рихард.

- Я? - изумился Гуго. - А что? Мне нельзя ходить по кораблю родного брата? Да еще после того, как я тебя навел на такие бабки?

- Я задал простой вопрос.

Одноглазый тяжко вздохнул.

- Ну… если ты так… - он сложил брови домиком и отцепил от брючного ремня флягу, намереваясь хлебнуть.

- На “Элизе”, - закипая от ярости, процедил Рихард, - пить можно только в каютах.

- Рих, - помавая конечностью, укоризненно сказал Гуго. - Какой ты неродной. Тебе с твоими замашками - гиперы водить. С Земли на Терру-без-номера. И обратно. А не грабить народ в дальнем космосе.

- Мои замашки - это мое дело. Так какого хрена ты приперся в рубку?

- Ну, это… - удивился Гуго, - типа… налаживать контакт.

- Л’тхарна, - устало сказал Рихард, - что он здесь делал?

Ррит помедлил.

- Он со мной разговаривал.

Исчерпывающий ответ. Арийца не покидали подозрения. И мысль, что вот из-за этой зверюги он готов набить морду родному брату. Потому что надо оставаться человеком и вести себя соответственно. Даже если перед тобой - нелюдь.

Оставаться, конечно, не тем, кто выламывал зубы ррит на пуговицы и брелки для ключей, не тем, кто расстреливал сдавшиеся корабли анкайи, не тем, кто давил чийенкее гравигенераторами боевых “крыс”.

Каким-нибудь другим человеком.

- О чем разговаривал? - сухо спросил Ариец.

- О семье. Об обычаях, - послушно говорил ррит, - о воспитании детей, о женщинах…

Не верилось. Слишком хорошо. Не похоже на Одноглазого.

- Прикинь, - сально хохотнул Гуго, - у них все мужики поголовно пидарасы! Во рай-то, а? - и он подмигнул брату. - А бабы-то, бабы, ты щас рухнешь…

Рихард закрыл глаза и задержал дыхание.

Точно въяве представилось, каким именно образом Гуго допрашивал Л’тхарну о семье и обычаях. И в каких выражениях.

Второй пилот очень хорошо говорит на SE. С полным пониманием интонаций, подтекста и сленговых оборотов.

Твою мать, Рихард. Почему тебя это волнует?

- Гуго, - мягко перебил старший Люнеманн. - Я тебя очень прошу. Больше так не делать.

- Как?

- Не оскорблять членов моей команды. Твое поведение роняет меня в собственных глазах.

- Ч-чего? - переспросил Гуго, явно притворяясь более нетрезвым, чем есть. - Лады, Белобрысый, больше не буду тебя ронять, подымать, обижать членов и задниц твоей команды, пить, курить, дрочить, даже воздухом твоим дышать не буду… совсем ты скурвился, Рихард Ариец, враг человечества тебе брата родного дороже…

Гуго горестно сплюнул, завел глаза под потолок и удалился.

Рихард скрипнул зубами.

А ведь он прав.

Какого хрена?

- Капитан, - начал за его спиной Л’тхарна. И прижал уши под мрачным взглядом Люнеманна. Будь человеком - замолк бы, но ррит продолжал, - я, наверное, должен сказать тебе.

- Что? - резковато спросил Рихард.

Что еще он должен услышать? О какой-то забаве Одноглазого? Или команды? Сейчас клыкастый жаловаться начнет?

- Я слышал, - медленно проговорил Л’тхарна, - что если какой-нибудь х’манк поступает соответственно чести, то его следует благодарить. Если так, то я уже много раз должен был поблагодарить тебя. Ты подобен вождю…

Он помялся, не зная, произносить “людей” на родном или на х’манковском, - и все-таки сказал по-английски.

Рихард криво усмехнулся.

Вот, значит, как…

- Ты что, думаешь, я для тебя расшаркиваюсь? - угрюмо спросил он.

Ррит моргнул.

- Нет, - ответила зверюга, - не думаю.

- А зря.

И ушел. Потому что не с человеком имел дело. Будь Л’тхарна человеком, сейчас бы Рихард взял его за волосы, заставил откинуть голову и поцеловал грубо, взасос, до боли и судорожных попыток освободиться.

Угораздило же связаться. И не поцелуешь…

***

Человек лежал на х’манковской полке, свернувшись кольцом, сомкнув веки, как спящий. Он не спал. Он для того и лег на кровать, чтобы не заснуть, и еще чтобы думать правильно: полка, изобретение обожествляющих комфорт х’манков, была мягкой и теплой, хотелось раскинуться на ней и замурлыкать, - и от этого где-то внутри непрестанно свербел стыд.