Юрий Никитин: Скифы

Он захохотал — как приятно обескураживать собеседника, взгляд его неспешно скользил по лицам, уши вбирали слова, мозг привычно расчленял на паузы, интонации, тембр, ни на миг не оставляя работу, как не прекращал даже в те редкие, надо сказать, моменты, когда бывал в полной отключке, будь это глубокий сон или перепой. Во всяком случае, нередко после пьянки он обнаруживал, что мозг сам по себе закончил заказанные ему еще неделю назад расчеты, за которые никак не мог взяться из-за нехватки времени или же потому, что постоянно отвлекают… эта гнусная обезьяна или что-то еще. Тоже обезьянье.

— Для меня стало понятно, что страна обречена, — сказал он размеренно, — когда я увидел, как правительство в полном составе ринулось… в больницу навещать инфарктнувшего клоуна Юрия Никулина. Страна в разрухе, все горит, ломается, взрывается, а президент страны грозно требует от врачей, чтобы сделали все возможное, чтобы спасти жизнь его любимому клоуну. Мол, первоочередная задача России! И глава правительства Черномырдин мчится в больницу и трясет врачей, чтобы сделали все возможное, нельзя же умереть клоуну от какого-то инфаркта… Для меня дело не в том, что страна рушилась, что у правительства должны быть задачи поважнее, но… одновременно с клоуном в другой больнице, не такой престижной, умирал сам Святослав Рихтер! Рихтер — олицетворение культуры, искусства, перед которым весь мир почтительно снимал шляпы… но что такое для нашего правительства Рихтер? Кто его навестил? А вот клоун — это да. Да еще рассказывавший по Центральному… подумать только — Центральному телевидению пошлейшие анекдоты! В самое что и есть смотрибельное время, когда все вернулись с работы, поели и сели перед телевизорами. Да, это и есть та Россия, с которой противно… даже не подберу достаточно крепкое слово! Но мне противно. И потому я больше не русский.

Матросов сказал угрюмо:

— Ты будешь смеяться, но сейчас этому клоуну ставят в Москве памятник. Его именем назван новый автомобиль, две улицы в районе Бульварного кольца, учреждена премия для Академии искусств и ежегодный всероссийский конкурс: кто громче перднет!.. С трансляцией по всероссийскому телевидению. Это тебе не передачи из Большого театра, не международные конкурсы скрипачей, не какой-то Рихтер! Сам президент страны обещал присутствовать.

Черный Принц заявил люто:

— Все, хана, баста!.. Снимаю с себя латы русского националиста. Сбрасываю!

Яшка сказал ехидно:

— Можно подумать, ты долго усидишь без лат и копья в жаждущей драки длани.

А Черный Принц все не мог успокоиться, его руки тряслись, вилкой никак не мог наколоть ломтик рыбы, а когда попытался запить пивом, зубы стучали о край кружки, как будто барабанщик выбивал зловещую дробь перед казнью.

— Вот почему я и не хочу быть русским!.. И даже не хочу жить в этой гребаной России!.. Это же и от моего имени, позоря меня… мордой по стеклу, втаптывая в дерьмо по уши, президент страны… подумать, президент страны!.. посылает премьер-министра, посылает директора Кардиологического центра и его лучших хирургов с наказом: бросьте вы все свои гребаные эксперименты, бросьте всех своих больных, пусть дохнут к такой-то матери, но мчитесь в эту лучшую из больниц и спасите именно этого человека!.. Как на меня посмотрят вот те девушки, перед которыми я стараюсь выглядеть человеком умным и образованным?.. Это же и от моего имени президент страны, игнорируя умирающего Святослава Рихтера, велит спасать клоуна, клоуна… мать ее, клоунскую Россию, для которой скоморох всегда был важнее священника!

Он поперхнулся, Яшка деликатно постучал его по спине.

— Не хочешь жить в России?.. — переспросил он участливо. — Но эмигрировать нам некуда…

Крылов горько засмеялся.

— Да, Гусев еще не объявил Марс областью России. Но если России, считай, уже нет… а то дерьмо, в котором стоим по уши, уже не Россия… то все-таки есть мы.

— Мы? Но мы же русские?

— Гм…

— Что не так?

— Просто вспомнил, что совсем недавно мы были не русскими, а советскими.

Напротив за столом деликатно смакует пиво, словно французское вино, Klm — подтянутый, с прямой спиной, интеллигентный, но с непривычно накачанными для интеллигента плечами. Грудь всегда вперед, спина прямая, словно, как кавалергард, по часу каждый день стоит у стены, касаясь ее всей спиной, ягодицами, затылком и локтями, вырабатывая осанку.

Если он сейчас заговорит о слезе невинного ребенка, промелькнула слабая мыслишка, я его стукну пивной кружкой. Вообще-то давно уже не встречал таких интеллигентных мальчиков, что за дверью своей квартиры, попав в более жесткую среду улицы, не прятались как улитки в свою раковину, а старались отстоять свой пятачок: накачивали мускулатуру, учились бить не только доводами, как учили интеллигентные родители, но и кулаками. Такие иногда даже не косили от армии, а сами просились в ВДВ. У таких на всю жизнь остается амбивалентность: несвойственная интеллигентам выправка и молодцеватость, желание защищать ставшую в чем-то родной армию, которую вообще во время службы ненавидели и презирали, но в то же время сохранили и возлелеяли весь мертвый набор гниющей на корню этой интеллигенции: а кто решать будет, слезинка невинного ребенка, сила — не аргумент, сперва все просчитать надо… из-за чего на таких непримкнувших смотрели, как на чужих, и «армейцы», и гнилоинтели.