Мэри Розенблюм - Скачки

— Потому что они заставят ее стремиться.

Он вновь начинает злиться. Я назначаю последнюю цену, забираю лот и посылаю вежливые извинения своей конкурентке.

— Но если она не захочет работать на вас? Если захочет… ну… стать гончаром, как ее мать?

Или джазовым музыкантом, как его покойный дядя?

— Бывает. Как и с породистыми лошадьми. Покупаешь двухгодовалого жеребца, который хорошо начал и выиграл в парочке местных скачек, а на больших соревнованиях он сдается. Неизбежные риски бизнеса.

— А если она действительно хороша и пойдет работать на кого-то еще?

— Покупатель будет получать арендную плату от компании, нанявшей ее.

— Да ладно, — он фыркает, и некоторые участники торгов бросают на него взгляды, которые он не пропускает. Я сдерживаю улыбку.

— Хочешь участвовать — играй по правилам. Не играешь по правилам — не получаешь способных работников. — Наши взгляды встречаются. — Люди увольняются по множеству разных причин. Без всяких угроз. — Он обдумывает мои слова и кивает. — Как я и сказал, мы все выигрываем. Компания, которая хочет ее нанять, может и не платить за ее развитие, предпочитая потом заплатить за аренду тем, кто будет ее развивать. Она достаточно талантлива, и эти деньги все равно окупятся.

— Большинство этих детей из семей с низким доходом. — Он вновь просматривает каталог. — Небольшая благотворительность?

— Так проявляются гены. Естественный отбор? — Я пожимаю плечами. — Спроси у генетиков.

Появляется мой второй лот. На этот раз, боюсь, конкурентка меня обойдет. Мальчик подходит ее клиенту чуть больше, чем моему. Да, я прав. Я достигаю своего лимита и шлю оппоненту виртуальный поклон. Она отвечает, что угостит меня выпивкой после аукциона.

— Кем бы я стал… если бы вы меня… не купили?

— Собой. — Я встречаю его взгляд и его гнев, и он наконец отворачивается.

— Кто купил меня?

Он задал бы этот вопрос рано или поздно. Я тоже спрашивал. Я слежу за парочкой других лотов, на случай если удастся взять их в качестве капиталовложений, но торги разгораются с нешуточной силой, поэтому я сворачиваю свое поле и встаю. Он встает вместе со мной, понимая, что мы уходим. Что ж, он умен. Очень большой показатель эмпатии. Он станет отличным переговорщиком для одной из крупных компаний.

— Понятно, вы не можете мне сказать. — Он не смотрит на меня, пока мы идем по ковру к лифту. Окна, показывающие чистый и сверкающий Бангкок, на самом деле — первоклассные экраны.

— Иллюзия. — Он проследил направление моего взгляда, и я снова чувствую в его голосе горечь. — Иллюзия настоящего города. Как и вся моя жизнь — иллюзия независимости.

— Не иллюзия, — мягко говорю я. — Ты можешь выйти отсюда и стать джазовым музыкантом. Никто не ворвется в твою квартиру, чтобы сломать тебе ноги.

— Я так и сделаю. — В его глазах непокорность и вызов. — Вот увидите!

Я вновь улыбаюсь, пока дверь лифта открывается, впуская слабый запах марихуаны и пота. Он забыл о находящемся внизу потертом баре. Не думаю, что ему понравится долго быть музыкантом, даже если он сможет выигрывать в покер достаточно денег, чтобы жить припеваючи. Хотя он на это способен. Тесты показали, что этот парень — один из лучших и потому хочет быть лучшим и иметь все самое лучшее, даже если сейчас в нем проснулся юношеский протест. Я вижу, как он расправляет плечи, как за ним закрываются двери лифта. Я сделаю все, чтобы его не убили в каком-нибудь притоне, пока он будет разбираться, чего на самом деле ждет от жизни, но нельзя подстелить соломку везде, где можно упасть. Двухгодовалый жеребец, начавший выигрывать в больших скачках, может однажды сломать ногу на финишной прямой.

Я киваю, и ко мне подходит официантка с новым бокалом минеральной воды. Я возвращаюсь и сажусь, продолжая следить за сделками.

Он — мой первый. Я занял денег, чтобы купить Будущего на своем первом аукционе. В своем деле я один из лучших. С тех пор я лично приобрел нескольких великолепных Начинающих. Они все уже скоро окупятся и станут моим пенсионным фондом. Но первая покупка, первый удачный Будущий, которого приобретаешь по сходной цене, — он всегда особенный.

Я хотел сказать ему. Даже я, играющий в эту игру лучше всех остальных, даже я собирался сказать. Но тогда я показал бы ему лицо человека, против которого бунтовать. Сейчас у него нет ничего, кроме эфемерного Большого Брата, которого не существует, если только ты не настолько умен и талантлив, чтобы найти нити, связывающие все вокруг. Тем более что это не один человек, не один Большой Брат. Нет, эта мозаика состоит из тысячи кусочков — одни крупнее, другие мельче. Ему трудно будет сохранить свою злость, если он и переживет всплеск музыкального бунтарства, то все равно вернется.