Владимир Григорьев - Рог Изобилия (сборник)

— Ходит, ходит, — снова прошелестело над городскими застройками, отлакированными картографическими лаками.

— Брать надо, — торжественно, как бы открывая заветнейшее желание, выложил лейтенант.

— Легко сказать, брать! — Майор значительным взглядом окинул присутствующих. — Где?!

— Слышал я, — грудным голосом любителя многоголосого пения произнес сержант, обязательный слушатель заезжих лекторов, — слышал я, люди далекого прошлого уважают восточные сладости. На восточном базаре брать надо…

Завязка приключенческой истории этой, взволновавшей должностные и прочие умы города, началась на операционном столе местной больницы.

Голос сержанта звенел, как муха в стакане. И все снова склонились над картой, кто с циркулем, а кто и с простой древесной линейкой, высматривая положение базара дынь, хурмы, халвы азиатской.

Молодой, но твердо уверенный в себе хирург больницы этой брал скальпелем мышцы пациента энергично и даже привычно-весело. А волокна шли одно к одному. Без грамма жира.

— Пресс культуриста! — хвалил хирург, стремительно проникая в податливые полости брюшины. — А печенка! — От восхищения руки врача остановились, и на секунду работа прервалась. — Убей меня бог, если это не та самая абсолютно нормальная печенка, математическая модель которой создана Мак-Петровым. Без малейших отклонений. Которую ищут все клиницисты.

— Ну уж, та самая… — Теперь и ассистент склонился над больным, цепко вглядываясь в его внутренности.

— Да, действительно напоминает… — Ассистент выпрямился и быстро оглянулся по сторонам, считая свидетелей разговора.

Взгляды хирурга и ассистента тревожно встретились и снова разбежались по внутренностям больного.

Возможно, будь рассказ этот навеян иностранными мотивами, сюжет его увлекательно повернул бы к похищению абсолютно нормальной печенки, перепродаже из рук в руки и большому бизнесу, ажиотажу вокруг феномена. А в эпилоге, подчиняясь законам жанра, юный и, положим, безработный студент, которому во время операции всадили чужую печенку, ходил бы на последние центы в Федеральный музей медицины обозревать абсолютную печень, стоящую теперь миллионы, не подозревая, что печень-то его, кровная.

Но поскольку истинные события никоим образом не были связаны с местами, где все продается и все покупается, а, наоборот, протекали в местах обыкновенных, отдаленных от соблазнительных, а потому сомнительных коллизий супергородов-спрутов, дышащих ежесекундной возможностью внезапного возвеличения, то и сюжет наш не промчится по разным авеню и стритам и не вольется в то медленные, то бешеные потоки «шевроле», за рулем которых метры науки чеканного профиля и сатанеющие от близкой сверхприбыли деляги бросают из угла в угол рта многодолларовые сигары.

Трепет и даже некая опаска, заставившие ассистента обернуться по сторонам, возникли по причинам иным. Сенсация или даже намек на нее редко посещали скромную больницу: точнее, не посещали никогда. Прожекторные световые столбы, излучаемые светилами медицинской практики, смыкались где-то высоко над крышей двухэтажной больницы. Там, в жгучем переплетении лучей, как пойманные метеориты, блистали уникальные диагнозы и исцеления, по-метеоритному сгорали величайшие из неизлечимо больных, и только легкая как тень пыль этого пожара бесшумно оседала на больничную крышу.

И вдруг такое! Абсолютная нормаль!

И однако, операция прервалась лишь на несколько мгновений.

— Сенсация?!

— Да, сенсация.

— Первая и последняя.

— Заметано!

И все опять пошло как по маслу.

Уж такая работа у хирурга — нельзя удивляться. Удивишься, ахнешь, а уж какой-нибудь нерв в клочьях. Вот отчего хирурга тотчас отличишь по железному рукопожатию и особой, жесткой безоговорочности в суждениях. Отступать некуда, только вперед! Потому и в народе идет об этих людях твердая слава.

Молодой больной отдал свое здоровье в надежные руки. Хирурги словно позабыли о чудесной находке и вершили начатое с удвоенной легкостью, что в любом филигранном деле свидетельствует о повышении самоотдачи до уровня полной самоотдачи. Скальпель блистал в бестеневом свете медицинских ламп, как сталь коньков фигуриста, экспромтом срывающего звание восходящей звезды.

Казалось, дай еще незначительное прибавление темпов, и в ушах запоет серебристый звон вибрирующего на перегрузках скальпеля. И действительно, что-то вдруг звякнуло, а точнее, скрипнуло, будто сталь прошлась по стеклу. Бывает такой ничтожно слабый, но прохватывающий все нутро звук.