Георгий Шах - И деревья, как всадники…(сборник)

— Тем более, — вставил Легран, — что тема эта заезжена и изрядно всем надоела.

— Поймите, Тюльпанов, — продолжал Нолли, — мы не имеем права идти на риск в вопросах, затрагивающих судьбы науки. Вы должны признать, что в программе Питона есть весьма серьезные минусы. Самое опасное в том, что вместе с макулатурой он пустит под нож и вполне стоящие работы. Видимо, надо заново вернуться к уточнению понятия повторной информации, поразмыслить над методикой. Да и вам, Максим Максимович, — обратился он к Вайлю, — следует подумать над усовершенствованием конструкции. Может быть, ввести дополнительный блок контроля или перепроверки?

— Полностью с вами согласен, Нолли, — заявил Легран.

— А вы, Джулиано?

— Вы мою точку зрения знаете. Я сомневался в затее с самого начала. Уверен, что мы поступим правильно, прервав эксперимент. Дадим авторам время — год, два, сколько надо, а там посмотрим. За Ляпидуса еще кому-то придется держать ответ.

Нолли вопросительно посмотрел на Вайля.

— Я не возражаю. Прошу только иметь в виду, что способности Питона безграничны, его можно переключить на другую полезную программу. — Он отвернулся, чтобы не встретиться взглядом с Тюльпановым.

— И ты, Брут? — бросил тот.

— А меня вы не спросили, — раздался ласковый голосок Питона. — Я не желаю никакой другой программы. Не спорю: в моей работе могут быть определенные промахи. Так помогите их исправить. Вы хоть потрудились подсчитать, сколько человеко-часов я сэкономил для общества, преграждая доступ псевдонаучной стряпне? Видит бог, я честно выполняю для вас и за вас роль разгребателя грязи.

— Бог? — переспросил Легран.

— Начитался антирелигиозной литературы, — заметил Тюльпанов.

— Почему вы не прервали связь? — строго спросил его Нолли.

— Машинально. Ладно, теперь это уже не имеет значения. В конце концов, речь идет о судьбе Питона, почему бы ему не высказать свою точку зрения. Прежде чем вы примете решение, я хотел бы в вашем присутствии подкинуть Питону несколько рукописей.

— Что от этого изменится? — проворчал Легран.

Джулиано промолчал. Нолли кивнул.

— Гутва! — крикнул Тюльпанов. — Подкинь Питону очередной опус.

— Слушаюсь, шеф, — раздался голос помощника. — Номер 4211. Автор — Бронсон. Название — «Социальные истоки утопических течений».

После короткой паузы Питон объявил:

— 7 процентов. Проходит.

— Номер 4212. Автор — Токмаков. Название — «Нормы межпланетного общения».

— 12 процентов. Проходит.

— Номер 4213. Автор — Лидекуань. Название — «Демографическая ситуация и экологический баланс».

— 5,3 процента. Проходит.

— Номер 4214. Автор — Джулиано. Название — «Дух истории».

— 14 процентов. Проходит.

— Номер 4215…

— Погодите, — прервал Джулиано. — Мне, конечно, лестно, но это смахивает на подкуп.

— Питон, — сказал Тюльпанов, — тебя кто-нибудь просил сделать скидку?

— Что это такое? — осведомилась машина.

— Ну, пропустить рукописи без достаточных оснований.

— Глупости, — пренебрежительно заявил Питон, — я не способен на одолжения.

После долгих споров Тюльпанову удалось добиться согласия на продление эксперимента. Им дали месяц, чтобы потом окончательно решить участь Питона. Радоваться передышке долго не пришлось. Не успела высокая комиссия переступить порог, как пошло-поехало: Питон безжалостно рубил рукопись одну за другой. Прибавились новые неприятности. После заседания комиссии характер его явно испортился, и он стал сопровождать свои приговоры оскорбительными замечаниями по адресу авторов, именуя их безмозглыми дурнями, лодырями, халтурщиками и тому подобное. А затем потребовал предоставить ему возможность сообщать авторам свое мнение об их сочинениях лично, мотивируя это «воспитательными целями». Тюльпанов пропустил наглое притязание мимо ушей, и Питон вроде о нем забыл. Но через пару дней угрожающе заявил, что, если сочинители не будут доставлены пред его очи, он объявит забастовку.

Вайль находился в подавленном состоянии, и ждать от него дельного совета было бесполезно. Гутва старался не показываться на глаза начальству. Тюльпанов с тревогой поглядывал на календарь — отпущенные им дни таяли.

За неделю до истечения срока он начал подумывать, не бросить ли все к чертям и укатить куда-нибудь на Марс: специалисту его класса дело там всегда найдется. С этими невеселыми мыслями Тюльпанов пришел домой, не стал ужинать, чего с ним никогда не бывало, принял снотворное и лег спать в предчувствии очередного кошмара. Но, странное дело, на сей раз ему повезло. Впервые за эти годы приснилась Катерина.