Георгий Шах - И деревья, как всадники…(сборник)

— Это Брокт вам дал?

— Да, он переслал его мне незадолго до смерти. Без всяких комментариев, просто листок, на котором значится два десятка названий. До свидания.

— Одну минуту, — сказал Сойерс. — Объясните, Воронихин, как вам удалось раскрыть обман.

— Видите ли, сомнения у меня возникли давно. Меня поражала разносторонность Брокта. В наше время не столь уж неожиданно сочетание в одном человеке самых различных дарований. Но легче быть, скажем, выдающимся химиком и композитором, чем выдающимся композитором в легкой и серьезной музыке или химиком в органике и неорганике. А Брокт был гением и в драме, и в прозе, и в стихах, и в сатире. Вспомните знаменитый «Остров пингвинов». Кстати, его автор — французский писатель Анатоль Франс. Но все это были не более чем смутные сомнения. Помог странный случай.

Мои предки русского происхождения, о чем легко судить по фамилии. Один из них был страстным любителем литературы, причем особенно преклонялся перед талантом Есенина. Из поколения в поколение передавалась эта страсть, и, хотя старинные стихи постепенно забывались, уступали место современным, каждый в роду передавал своим наследникам то, что осталось в памяти. Мой отец как-то декламировал одно из забытых стихотворений, и мне оно запомнилось. Особенно я был пленен силой и необычным лиризмом слов:

Всего одна строка, Сойерс, но какая! Когда я встретил ее у Брокта — сомнений не оставалось.

— Да, но строку могли придумать заново. Вы ведь знаете, что теоретически все повторяется. Существует даже шутка, что если дать обезьяне автописец и не ограничивать ее временем, то когда-нибудь она воспроизведет дословно все творения, созданные гением.

Воронихин протянул руку для прощания:

— Знаете, Сойерс, я ценю математические абстракции, но при всем к ним уважении убежден: такие строки сочиняются только раз.

Тюльпанов вышел из рубки и аккуратно притворил за собой дверь.

— Ну как? — Вайль кинулся к нему с нетерпением.

— Философские этюды сожрал без остатка, — объявил Тюльпанов, — а историю крестьянских войн обглодал и выплюнул вот такую малюсенькую косточку. — Он показал на кончик своего мизинца и устало плюхнулся в кресло.

Вайль вздохнул. Трудно было понять, что выражал этот вздох — восхищение или досаду.

— Чем мотивирует?

— Обычная история! — махнул рукой Тюльпанов. — То было, это было, только слова размещены в ином порядке. И выдал сомнительную сентенцию: «От перестановки слов смысл не меняется».

— Пробовали переубедить?

— Поди поспорь с этим ученым монстром! На каждое твое возражение он отвечает бездной цитат. Не могу же я остаток своих дней посвятить проверке, действительно ли Аристотель уже изрек то, до чего вполне самостоятельно додумался спустя несколько тысяч лет наш гениальный профессор Ляпидус.

— Кстати о Ляпидусе. Вы его видели?

— Сидит в приемной. Вид у него как у молодого отца, ожидающего в роддоме весть о появлении на свет первенца. Представляете, как у него вытянется физиономия, когда вы сообщите, что, по мнению Питона, он высидел пустышку?

— Почему я?

— Должны же вы взять на себя часть неприятной работы. В конце концов, с меня хватает общения с Питоном.

— Ну, знаете, мы так не условливались. — Вайль обиженно засопел и стал потирать с двух сторон указательными пальцами нос, что было у него признаком крайней досады. Тюльпанов злорадно ухмыльнулся.

— А как мы условливались: вам лавры, мне пинки? Нет уж, голубчик, вместе сотворили это чудо, давайте вместе и выкручиваться.

— Позвольте, Платон Николаевич, — возразил Вайль, переходя на официальный тон, — я отвечал только за техническую сторону проекта, а программа была целиком на вашей совести. Элементарная порядочность требует…

— Я не хуже вас, любезный Максим Максимович, знаю, чего требует элементарная порядочность, — грубо оборвал Тюльпанов. — Но поймите, сейчас не до раздоров, надо спасать Питона!

— От кого? — Вайль в недоумении снял очки и уставился подслеповатыми глазами в лицо собеседника.

— Вы что, в самом деле так наивны? Гроза может разразиться с часу на час. Все оскорбленные, униженные и разгневанные ринутся сюда, чтобы свести счеты с обидчиком. А заодно могут поколотить нас с вами.

— Однако у нас на дворе не восемнадцатый век, наши ученые достаточно воспитанны, чтобы не уподобляться полуграмотным луддитам.