Геннадий Карпов - Афродита Супярилярийская

Птицы молчали. Молчал Алик. Молчала старушка. Рауф понял: кто, если не он? И заговорил – путанно, сбиваясь, объясняя, что к чему, пробуя передать железные доводы Матанат-ханум. Говорил, говорил…, а Толик медленно подымался с тахты. Рауф уже не соображал, что говорит, боясь остановиться – лишь бы не дать взорваться Толику. И вместе с Рауфом старался птичий хор.

Встав (наконец!), Толик очень деликатно подхватил хмурую старушку и усадил на своё место. Рауф замолчал, ожидая, что будет дальше. Неужели согласится?!

Толик необычайно вежливо и дипломатично начал речь. Вначале выразил радость по поводу того, что такая уважаемая женщина выразила желание разделить с ними трудности предстоящего путешествия, согласилась помочь им. Он с радостью возьмёт её с собой…

Рауф внутренне ахнул, перекосилось лицо Алимамеда.

… но вот беда, тут Толик чуть сорвался повысив голос, у него всего лишь «запорожец», а не «мерседесс» или «кадиллак», и вместе с палаткой и другими вещами в нём с трудом могут уместиться, кроме него, максимум ещё двое. Поэтому он с удовольствием берёт с собой уважаемую Марзию-ханум, но Алимамеду тогда придётся остаться дома или нанимать ещё одну машину. Так что пусть уважаемая биби-ханум идёт пока домой, окончательно собирается и ждёт их. Они зайдут за ней, как только Рауф соберётся. И Толик заботливо помог старушке подняться, довёл её вместе с Рауфом и Аликом до дверей, по пути описывая свою небывалую радость от предстоящей рыбалки совместно с такой почтенной женщиной, не обращая внимания на отчаянную сигнализацию Алимамеда морганием и кривлянием. Слащавая улыбка застыла на лице Толика и с нею он захлопнул за троицей дверь.

Не успели они сделать шаг, как из-за двери донёсся злобный вопль:

Шш-ша-а, з-све-ери!! Ш-ш-ш-ш-ы-ы…

– О, аллах! Что это?! – вздрогнув, проблеяла перепуганная старушка и обвисла на руках мужчин.

Рауф не зашёл к Мамедовым, предпочитая, чтобы отчёт жене Алик делал самостоятельно, но сразу не ушёл, оставшись на лестничной площадке – узнать реакцию Матанат-ханум он надеялся и тут – монологи жены Алика прослушивались даже сквозь пол его квартиры.

– …Шайтан, порождение шайтана! Ишак! Ты что говоришь!? Чтобы я отпустила свою мать одну с чужими мужчинами!!! На несколько ночей! С такими мужиками! От одного жена сбежала на край света, другой вообще неженатый. Ахмаг! Гёпяоглы! [1]Ты хочешь навлечь позор на нашу семью! …! …! Да, да, ты хочешь, ты очень хочешь навлечь позор и бесчестие на седую голову мамы, на мою и на свою, ишак! …! Что мы тебе сделали?!.. …! Нет, ты не любишь ни меня, ни детей… Ты что, думаешь я не вижу, не соображаю, как к нему приходят студентки «сдавать экзамен»?! А этот Толик…

Рауф, ликуя, тихонько отошёл от двери и, чуть не танцуя, пошёл наверх.

Толик пил чай из самой большой чашки. Личной чашки Рауфа. Запуганные попугайчики опасливо косились и молчали. Рауф вздохнул и не стал, как обычно, бесполезно возмущаться и протестовать, а пошёл мыть другую чашку. Вернувшись и налив себе чаю, Рауф ответил на ожидающий взгляд друга:

– Кажется, никто из них не поедет.

– Ха! Баба с возу… – и Толик стал наливать себе очередную порцию чая.

Когда через пятнадцать минут они вышли, их ждал сюрприз. Вниз, пролётом ниже, на лестничной площадке стоял Алик с рюкзаком на спине и вёдрами в руках. Заискивающе улыбаясь, он сообщил:

– Разрешила. Сказала, без рыбы не возвращайся и вот, два ведра дала.

Сразу, как только отъехали, Рауф стал засыпать. На мгновения просыпаясь, отмечал, что проехали Баилов, Шихово, комбинат… и вновь окунался в сон. Окончательно проснулся когда стало припекать и день был в разгаре. Оглянулся. Алик, зажатый шмотками, сопя, спал.

– Толик, далеко ещё?

– С полчаса.

Местность вокруг была пустынной, каменистой, монотонной и выглядела неуютно и бедно. Чахлые островки-пучки зелени, если и встречались, то на большом расстоянии друг от друга. Ехали не по асфальту и даже не по дороге, а по тропе. Без малейших следов того, что кто-то проезжал здесь до них. Машину немилосердно трясло, и Рауф подивился, как это Алик умудряется спать при такой тряске.

«Запорожец» свернул налево и запрыгал на ухабах ещё сильнее. Тропа пошла под уклон и они въехали в постепенно углубляющуюся расщелину. Еще поворот, теперь направо, и каменная стена справа быстро пошла на убыль, и перед ними открылась долинка в небольшой котловине. Убогая, каменистая, но настоящий оазис по сравнению с каменной пустошью, оставшейся позади. На переднем плане виднелась кучка бедных домишек, огороженных изгородями сложенных и сбитых из чего попало. А дальше за селом круто вздымался холм с разрушенным скальным верхом.