Гордон Диксон - Мир иллюзий

— Эти мальвары! — рычал он. — Долбанные придурки в раздолбанных колымагах! Экстрасенсы хреновы…

Но тут он осекся на полуслове и склонив к плечу свою массивную голову, начал к чему-то прислушиваться. Он был готов поклясться, что только что слышал тихий женский плач. Постояв так некоторое время, напряженно вслушиваясь в тишину, он в конце концов решил, что это ему, должно быть, показалось. Ведь глухомань-то какая, кругом — ни души!

Фелиз взглянул на небо. Стояла тихая, и по земным меркам погожая ночь. Легкий ветерок доносил откуда-то запах хвои — вне всякого сомнения это были настоящие земные сосны, давным-давно завезенные сюда с Земли и адаптировавшиеся к природным условиям Данроамина. «Нельзя сидеть сложа руки, нужно работать,» — подумал Фелиз. Решительно подтянув штаны, он отправился обходить корабль в поисках повреждений.

Ночь на Данроамине была безлунной; однако миктурианские родственники Фелиза были привычны к отсутствию в небе ночного светила, так что он и здесь не оказался в проигрыше. В темноте диафрагмы его зрачков расширились, наподобие кошачих, и после осмотра внешей обшивки корабля ему не составило труда установить, что повреждения от взрыва были незначительны. Снарядом снесло примерно половину одного из стабилизаторов и расплющило три сопла тормозной системы. И если приварить недостающую часть стабилизатора он был еще в состоянии, то выправить сопла в походных условиях было невозможно. Но не беда; по крайней мере теперь он знал, что именно выведено из строя, и при взлете ему останется лишь перераспределить нагрузку между теми, что не были повреждены, чтобы корабль сохранил равновесие. Тем более, что сопла двигателей, равно как и стабилизатор, были нужны ему лишь при полете в атмосфере. Главное взлететь, а уж в открытом космосе все опять будет в наилучшем виде.

Забравшись обратно в корабль, Фелиз не без сожаления снял одну из внутренних перегородок, отчего в корабле вместо трех кают осталось лишь две, после чего снова вышел наружу, держа в одной руке скатанную в рулон перегородку — иначе она попросту не прошла бы в люк — и сварочный электрод в другой. Расстелив на земле рулон, он принялся за ремонт стабилизатора.

Из темноты появилось некое существо, похожее на подвергшуюся мутации разновидность земного кролика. Оно остановилось у корабля и залаяло на него.

— Кыш отсюдова! — цыкнул Фелиз. К его большому удивлению кролик немедленно развернулся и поскакал восвояси. При виде этого Фелиз ненадолго прервал сварочные работы, на душе у него было неспокойно. А что если он только что обидел одного из разумных существ? Нет, не может быть, кролик был слишком мал, и никак не соответствовал психологическм требованиям, предъявляемым к разумным существам.

И все-таки что-то подозрительно быстро он выполнил приказание.

Фелиз снова занялся починкой корабля и увлеченно проработал еще полтора часа без перерыва, когда ночное небо немного просветлело. Одного взгляда вверх было достаточно, чтобы понять, что ночь в том районе планеты, где ему было суждено приземлиться, уже близилась к концу, и ждать рассвета осталось совсем недолго. Похвалив себя за сообразительность и подумав о том, что с ремонтом стабилизатора все-таки следует поторопиться, Фелиз довел дело до конца, а затем, захватив сварочный аппарат, направился обратно к люку, спеша поскорее укрыться в надежном и оттого казавшемся еще более уютным, чем на самом деле, чреве корабля. Он уже твердо решил, что первым делом съест что-нибудь, а уж потом станет решать, как быть дальше. Неожиданным результатом наполовину миктурианского происхождения Фелиза можно было считать его необычайно быстрый обмен веществ, что выражалось в постоянном чувстве голода и потребности садиться за обильную трапезу по крайней мере раз шесть за день. А за последние десять часов у него во рту не было ни крошки.

Так что в то время он не мог думать ни о чем другом, как только об огромной яичнице, кольцах колбасы и хорошем бифштексе. Он уже поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы — но остановился и снова напряженно прислушался.

Нет, определенно, где-то неподалеку раздавался плач женщины.

И тут до него начало постепенно доходить, что на самом деле он слышал его уже какое-то время. Это жалобное, тихое всхлипывание — в невозможности которого он убедил себя с самого начала — скорее всего отождествлялось его сознанием с завыванием какого-то ночного животного; возможно, некоего дальнего родственника попавшегося ему на глаза лающего кролика. Однако теперь у него не оставалось ни малейших сомнений относительно природы этого звука. Прислушавшись повнимательнее, он сумел также сделать вывод о том, что плакальщица вероятнее всего была довольно молода. Сделать такой вывод ему позволили короткие и небезынтересные возгласы, раздававшиеся между всхлипываниями.