Михаил Грешнов - Обратная связь (с иллюстрациями)

— Что теперь будем делать? — шепотом спросил Василий.

— А я почем знаю? — так же шепотом ответил Борис.

— Эта гора разнесет нас вдребезги.

Животное утоляло жажду, со свистом втягивая воду в хобот и отправляя струю в пасть. Проходили минуты, полчаса. Свистящие звуки не прекращались, будто у проруби работал насос.

— Обопьется, — тревожился Борис, — надо отпугнуть его от проруби!

— Попробуй… так отпугнет, — возразил Василий.

Жажда была велика, животное — это была самка — не могло оторваться от воды.

— Эй!.. — не выдержал Борис.

Животное повернуло голову от проруби, попятилось и… рухнуло на бок, на ветки, приготовленные для костра.

Друзья подбежали в страхе, думая, что все кончено. Но бока животного ровно вздымались, из хобота вырывалось сопение. Животное уснуло. Борис и Василий тихонько натянули на гору парус: ночь все-таки холодная…

Наутро, задолго до рассвета, Борис взял топор и ушел в тайгу. Нарубив березовых прутьев с набухшими почками, — для мамонта, рассудил он, еда подходящая, повернул назад. Огибая мыс, услышал Василия, говорившего с кем-то вполголоса, повторявшего одно и то же слово. Борис удивился и осторожно выглянул из-за скалы.

Громадный зверь стоял на ногах и чуть шевелил хоботом; Василий — шагах в пяти от него — что-то протягивал исполину и ласково, скороговоркой лепетал:

— Маша, Маша, Машуля, Маша!..

Мамонт двинул хоботом и тоже, видимо, вполголоса хрюкнул в сторону Василия, так, что тот присел на месте, — от неожиданности ли, от страха, Борис не понял. Предмет выпал у него из рук и рассыпался по снегу. «Пачка галет!» — улыбнулся Борис и взвалил прутья на плечи.

Подкрепление пришло вовремя. И моральное и материальное. Василий не ожидал такого звука от мамонта, а зверь, преспокойно сглотнув галеты, глядел на него, словно просил еще. Борис бросил ему прутья, мамонт, осторожно выбирая по две-три веточки, стал закладывать их в пасть.

Тут только Василий пришел в себя окончательно и стал рассказывать, что произошло.

Он готовил завтрак, как вдруг услышал позади сопение. Обернувшись, обмер: гора двигалась на него. «Раздавит! — подумал Василий. — Расплющит, как котлету!..» Чтобы задержать зверя, швырнул ему первый предмет, попавшийся под руку, — алюминиевую тарелку. Тарелка шлепнулась дном кверху. Мамонт остановился, стал переворачивать ее, исследовать, что такое. Это дало Василию время опомниться. Он схватил пачку с галетами и попробовал заговорить с животным, которое, оставив тарелку, имело, видимо, желание познакомиться с ним поближе. Что из этого вышло, Борис видел и слышал.

— Значит, Маша?.. — спросил он, смеясь.

— А черт знает, как ее назвать!

— Так и будет, пусть Маша, — согласился Борис.

Животное было занято кормом, не обращало на людей внимания.

— Этого не хватит, — сказал Борис, — пойдем еще.

Ходили дважды, принесли гору ветвей. Маша ела так же деликатно — отправляла в пасть по две-три веточки.

Через несколько дней первобытный зверь и люди освоились друг с другом. Маша оказалась вполне приятной особой: отсутствие страшных бивней придавало ее физиономии добродушие, даже кротость, маленькие глазки посматривали насмешливо, с хитрецой. И хотя она любила галеты и мучные лепешки, выклянчивать, досаждать людям считала ниже своего достоинства.

Тысячелетняя спячка сказалась на ней странным образом: она будто забыла прошлое, а новое действительно открывала заново. Остались только главные побуждения: есть, пить и чувство стадности. Она тянулась к живому, а так как живыми были Борис и Василий — не отходила от них и от лагеря, тем более что друзья заботились о ней и она это чувствовала. Конечно, со временем в ней должно будет пробудиться прошлое, но сейчас это был добрейший зверь; подходить, правда, к ней страшновато: четыре метра высоты, с двухметровым хоботом… Ребята старались тоже не докучать животному. Так между ними установилось дружеское взаимопонимание. Когда друзья шли в лес за кормом, Маша следовала за ними, обламывала ветки, питалась, но стоило повернуть к стоянке, возвращалась за ними, как тень.

Между тем командировка кончалась, ребятам надо было думать о возвращении.

— Вдруг не пойдет?.. — спрашивал Василий, показывая на Машу.

— Пойдет! — уверял Борис.

И Маша пошла.

Двигались медленно. Утром, в обед и вечером рубили ветки, кормили животное. Маша привыкла к уходу и ни за что не хотела переходить на подножный корм. На ветках показались листочки, Маша с наслаждением чавкала, лакомясь молодняком. При этом она заставила уважать себя и свою солидность: ребята не могли тронуться, пока она полностью не насытится. Если пробовали идти, становилась в позу и начинала трубить с такой настойчивостью, что на ближайших деревьях дрожала листва. А так как Маша ела по-прежнему с расстановкой, с чувством, отбирая прутик к прутику, то процесс насыщения затягивался на полдня.