Зиновий Юрьев - Дарю вам память (С иллюстрациями)

Вер Крут взял полеметр. Стрелка дошла до края красного деления и остановилась. «Гм, а вдруг и во время спячки и во время работы поле у них имеет одинаковое напряжение?» — беспокойно подумал охотник. От недавнего воодушевления не осталось и следа. Как на него смотрит этот жирный старый ас с золотым знаком на дряблой шее! Так бы и испепелил его. Все они ненавидят его, все сговорились, каждый только и знает, что ловчить, подставлять ногу другому, чтобы забраться повыше… Обещал Отцу, что разберется, а как тут разобраться…

Ему вдруг стало необыкновенно жалко себя. Идет, бредет один, совсем один, по бескрайнему полю, а вокруг все орут, прыгают, пялят на него глаза, руками показывают: смотрите, вот идет честный ас, решил завоевать себе место своей порядочностью!

— Значит, вы не знаете, каково было напряжение поля у тех оххров, что были раньше, господин старший смотритель? — вздохнул Вер Крут.

— Нет. Насколько я знаю, никто никогда не интересовался этим. Впрочем, я приставлен к бесформенным совсем недавно.

— А те, кто работал до вас? Могу я поговорить с ними?

— Боюсь, что нет.

— А почему?

— Видите ли, бывший старший смотритель покончил с собой, а его помощник Лони О был превращен в булла.

— В булла?

— Да, — пожал плечами старший смотритель.

— А за что?

— Я никогда не спрашиваю того, что мне не считают нужным сообщить, — вздохнул ас.

— А долго проработали с оххрами ваши предшественники?

— Очень. Много лет, насколько я понимаю.

Чтобы найти Лони, охотнику пришлось полдня бродить по пятнадцатому сектору, расспрашивая редких стерегущих. Наконец ему повезло.

— Лони, говорите? — задумчиво спросил неопрятного вида тощий стерегущий. — Бывший смотритель оххров? Ах да, да, помню. Я еще тогда подумал, когда его привели, какой он выхоленный да упитанный. Ничего, — рассмеялся он, — теперь про него этого не скажешь. От машины, да будет благословенно имя ее, не спрячешься. Не-ет, доложу я вам, не укроешься, никаким знаком на шее не прикроешься, всех, всех настигнет справедливость! Всех!

Все четыре глаза стерегущего зажглись маниакальным блеском, у основания клюва показалась пена. Похоже, он тоже скоро дождется справедливости, подумал Вер Крут.

— А вы можете показать мне его? — спросил он.

— А на что он вам? — подозрительно спросил стерегущий. — Вы ничего такого не замыслили? А то приходят тут… развлекаются…

— Нет, нет, господин стерегущий, мне хотелось бы узнать у него кое-что.

— Узнать? Ну, это вам вряд ли удастся. Чего с них взять, мычащие — они и есть мычащие. А, вон как раз и Лони. Эй, Лони! — заорал стерегущий. — Иди-ка сюда!

Лохматый дюжий булл вздрогнул, испуганно завертел головой.

— Да ты не бойся, не бойся, иди сюда, — мягко сказал стерегущий и добавил, обращаясь к Круту: — Знаете, они пугливы, как опослики, даром что вон какие тела нажирают… Ну, вот вам ваш Лони, желаю успеха.

Стерегущий отошел, а Вер Крут все продолжал смотреть в пустые, бессмысленные глаза. О машина, да будет благословенно имя ее, неужели же этот грязный булл, от которого пахло всеми нечистотами городских канав, еще совсем недавно носил на шее золотой знак? Неужели при его появлении стерегущие вытягивались и замирали, и все почтительно приоткрывали клювы? Неужели совсем недавно он занимал роскошное помещение? Говорят, стены там такие гладкие, что щекочут присоски, когда по ним ходят…

— Ты Лони? — тихо спросил он булла.

Булл вздрогнул и мелко затрясся. Охотнику показалось, что в передних его глазах блеснули слезы. О, машина, да будет благословенно имя ее…

— Не бойся, — как можно ласковее сказал он, — я не ударю тебя, ничего не отниму.

Булл постепенно успокаивался. На мгновение Круту почудилось, что в его взгляде промелькнула искорка разума, но как раз в это мгновение булл радостно замычал, нагнулся и поднял с земли кусочек чего-то съедобного. Несколько секунд он рассматривал находку, потом сунул ее в клюв.

— Лони, ты помнишь, как ты работал с оххрами?

Булл перестал жевать и уставился на охотника.

— Оххры. Помнишь? Бесформенные.

Лони протяжно замычал и затряс головой. Шерсть, покрывавшая его туловище, была в комьях засохшей грязи, и один комок отвадился от резких движений.

Бессмысленно. Все бессмысленно. Недаром говорится: если уж ты стал буллом, то это навсегда. Все бессмысленно. Будь прокляты эти оххры, которые никогда ни с кем не входят в контакт! Гордые они слишком. Предавать своих собственных товарищей и отправляться на Онир — для этого они не слишком гордые. А чтобы ответить на вопрос аса — это нет, это ниже их достоинства. Взорвать бы их всех, уничтожить, так чтобы стрелка полеметра даже не шелохнулась…