Зиновий Юрьев - Дарю вам память (С иллюстрациями)

— Так какой же подарок? — спросила Татьяна.

Лукавила и знала, что лукавит, просто хотелось услышать, как будет он говорить. Красиво говорит, это верно.

— Я не умею сказать, Тапочка. Я знаю лишь, что не заслужил такого счастья…

— Какого? — направила Татьяна аптекаря на верный курс.

Какой бы ни был мужчина образованный и самостоятельный, а без женской направляющей руки, того и гляди, собьется с лыжни.

— Танечка, я счастлив, когда могу находиться подле вас, смотреть на вас, дышать одним с вами воздухом. Может быть, это выглядит глупо…

— Нет, — твердо сказала Татьяна.

— Что нет? — испуганно вскинулся Александр Яковлевич.

— Это не выглядит глупо…

И в первый раз за долгое время мучительное напряжение покинуло Александра Яковлевича. Слова Татьяны еще проявлялись в одуревшем от счастья мозгу, а на глазах уже дрожали слезинки. Или казалось ему, что дрожат, какая разница?

— Танечка, любовь моя, спасибо тебе за то, что ты есть…

— Он склонился над ней, но не поцеловал, а прижал щеку к груди и начал тихо вздрагивать.

Чего ж плакать, подумала Татьяна, но и у нее сладко замирало сердце, тянуло куда-то…

Внезапно она увидела двух странных существ, приближавшихся к преобразователю. Четырехногие, с небольшим туловищем, снабженным детскими ручонками, и длинной шеей, увенчанной заключенной в прозрачный шлем головкой, они походили на каких-то нелепых пауков. Страха не было. Чудовища были столь нелепы, что вызывали скорее смех. Татьяна вдруг вспомнила детскую игру, когда каждый рисует на бумаге какую-то часть тела, заворачивает листок так, чтобы нарисованное им не было заметно соседу, который продолжает рисунок.

Она прошептала Александру Яковлевичу:

— Смотрите!

— Подождем, посмотрим, что они предпримут. Не думаю, чтобы они были очень агрессивны…

— А если они все-таки…

— У нас же здесь более двадцати оххров. Объединив поля, они бы танк остановили, не то что этих двух пауков…

Старший охотник и сопровождавший его Яр Комани остановились, не доходя нескольких десятков шагов до башни преобразователя.

— Мне кажется, господин старший охотник, я заметил какое-то движение вон за тем большим камнем, — прошептал Яр Комани.

— Чепуха, — неуверенно ответил старший охотник. — Оххры не шевелятся. Если они обернутся камнем там или чем-нибудь другим, так они и остаются надолго. Давай-ка проверим полеметром.

— Слушаюсь, господин старший охотник. — Охотник вытащил прибор. Стрелка неподвижно стояла на красном.

— Ого, да их тут не один!

— А ты говорил, шевелятся, — уже увереннее сказал старший охотник. — Бесформенного заставить шевелиться — все равно что булла — произносить речи.

— А что в этой башне, господин старший охотник?

— Никто не знает, на кой им эти башни. Но эта вот новая. Давай-ка посмотрим.

Они осторожно двинулись к башне. Она была сделана из какого-то полированного материала, который отражал оранжевое небо и два маленьких голубых солнца. «Что за башня, на кой она бесформенным? Что они, так не могут валяться на своих холмах?» — подумал старший охотник и машинально схватился за слинку. Теперь и ему почудилось, что за ноздреватой скалой у подножия башни что-то пошевельнулось. Он выждал секунду и на всякий случай выстрелил. Пуля сухо цокнула о башню и отскочила рикошетом. В ту же секунду из-за скалы выбежало двуногое нелепое существо и пронзительно закричало, размахивая руками. Другое такое же чудовище, чуть покрупнее, дернуло первое за руку, потянуло вниз.

Старший охотник выстрелил еще раз.

— Вот гад! — закричала Татьяна Владимировна. — Я тебе покажу, как по башне стрелять!

— Да не по башне он стреляет, по нас!

— По нас? Да вы что, смеетесь?

Татьяне и в голову не могло прийти, что этот мультипликационный паук может стрелять в нее. Она вырвала руку из руки аптекаря и вскочила на ноги.

Уговаривать и спорить времени не было. Александр Яковлевич сбил Татьяну с ног и бросился вперед, петляя, как заяц.

Он не боялся. Все это абсолютно не имело никакого касательства к Александру Яковлевичу, к аптеке, в которой невозможно повернуться в те дни, когда привозят тюки с ватой, ко всей его тихой и размеренной жизни старого холостяка. Заведующие аптеками вообще не бросаются на четырехногих пауков в шлемах, которые к тому же стреляют из чего-то похожего на детские пистолетики.

Все это не имело никакого отношения к цитаткам, за которые прятался всю жизнь. Эти слова смирения и отчаяния не могли иметь отношения к человеку, который встал навстречу врагу.