Алексей Бессонов - Извне

Снова бег, метров сто по совершенно пустому коридору, потом поворот, голос Дзе: «напра…», еще поворот, сводчатый вход в какой-то зал, и крики: «их там толпа целая! дай нож, у тебя ж два было! свет, бараны, погасите! свет!» – тьма.

Он стоял возле какой-то стены, казавшейся ему почему-то теплой, и слушал свое колотящееся сердце. Заметят? Пробегут мимо? Сколько их вообще? Наверное, он стоял так буквально пару секунд, потому что очень скоро сердце успокоилось, и он осторожно опустил Дзе на пол, отодвинул в темноте чье-то плечо, бесшумно вытянул из ножен свой десантный тесак и встал в пяти метрах от входа – впереди всех. Рядом хрипловато дышал Хендрик, и в гробовой тишине подземелья его дыхание казалось Борису более громким, чем рев взлетающего звездолета. И – шаги, точнее, дробный топот множества ног, какие-то неразборчивые вопли – черти б взяли тех, кто насовал в стены миллионы этих акустических ловушек, превращающих голос человека в блеянье… время. Время?

В глаза ему ударил нестерпимо яркий свет сразу нескольких фонарей и Борис швырнул вперед свое грузное тело – в правой руке тесак, левая выставлена так, чтобы парировать чужой удар. Свет прыгнул ему навстречу и вдруг отшатнулся, замелькал, раздались те же, невнятно-приглушенные крики, но Козака было уже не остановить, он мчался вперед, и лишь ощутив непонятный упругий удар по лбу, отбросивший его чуть ли не на метр, остановился как вкопанный. Теперь он видел, как оттуда , из коридора, бросались на него дюжие парни в колониальном камуфляже, и как их отшвыривало обратно, к стене, – а рядом с ним недоуменно замер на четвереньках Хендрик, прижимая правой ладонью к полу тяжелый кривой нож.

– Мы попали в камеру, – донесся до его сознания голос Дзе: совершенно отчетливый и полный, как ему показалось, отчаяния.

За спиной раздался чей-то истерический смех. Козак повернулся, нащупал на груди фонарь и увидел, как блеснули глаза Дервиша.

– Поздравляю, господа, – все еще смеясь, визгливо сказал он. – Мышеловка захлопнулась. Теперь мы – новый человеческий экипаж арелиата.

Хендрик медленно поднялся на ноги. Обведя всех пустым бессмысленным взглядом, он медленно повернулся, подошел к невидимой стене, отделявшей их от все еще пытающихся прорваться солдат, и шумно харкнул в сторону коридора. Плевок отскочил и плюхнулся на серый каменный пол.

– Дзе, – угрожающе начал Козак, понимая наконец, что произошло, – ты знал, сученыш?..

– Нет, – совершенно спокойно ответил ему уло, и полковник вновь понял, что тот не врет. – В темноте действительно легко перепутать. Я не хотел говорить вам, что не очень твердо помню детали расположения служебных помещений.

– И что теперь?..

– Теперь нам остается только ждать. Скоро нас поднимет на борт арелиата.

– Что ты думаешь по этому поводу, Хендрик?

– Я ду… слушай, а где чертов Тибальд?

Услышав слова Ледбеттера, уло вдруг сорвал с себя капюшон и истерически огляделся по сторонам. Пират исчез. В камере не было ни единого отверстия, так что удрать в темноте и суматохе он просто не мог, но тем не менее – его не было! Дзе тихонько застонал и сел прямо на пол.

– Где мы его потеряли? – угрожающе прорычал Борис, надвигаясь на своего брата.

– Да откуда я могу знать?! – рявкнул в ответ Ледбеттер.

– Я велел тебе его «пасти»!

– Мы и бежали вместе!

– Да, и в какой-то момент ты, придурок, наверняка вырвался вперед!

– Какая теперь, на хрен, разница?

– Коп хренов! Господи, ничего доверить невозможно…

Козак обессиленно махнул рукой и присел на пол рядом с уло.

– Что вы смотрите? – поинтересовался он у своих наемников, сгрудившихся в углу камеры. – Я понимаю, что так мы не договаривались… будем надеяться, что путешествие станет забавным.

– Они уходят, – вдруг произнес Дервиш.

Солдаты действительно уходили прочь. Вот мелькнул луч последнего фонаря, и сводчатый проход в камеру стал черным. Борис почувствовал, как по виску течет тоненькая капля пота. Интересно, а телепортация – это как? Они разберут меня на атомы здесь, чтобы собрать уже – там? Кто, интересно эти самые они? Они давно мертвы, теперь тут действует тупая автоматика, которую, возможно, заклинило от древности, и теперь обратно нас не соберут. А возможно, она вообще не сработает, и скоро в замурованной каким-то полем камере останется лишь куча скелетов… Козак закрыл глаза. Все молчали.

Его внимание привлекло какое-то слабое блеянье, доносящееся то ли из коридора, то ли, как ему на секунду причудилось, из-под потолка. Борис открыл глаза, и понял, что кто-то (или что-то) шевелится и подвывает за завесой поля. Недоумевая, он вскочил на ноги и подошел к проему. В коридоре вдруг возник неяркий свет, и он совершенно отчетливо увидел Тибальда, держащего над головой миниатюрный фонарик. Под носом у пирата запеклась кровь.