Ариадна Громова - В Институте Времени идет расследование (С иллюстрациями)

Открыла дверь соседка, Анна Николаевна. Я ее недолюбливал — вечно она ворчала, что я ноги не вытираю как следует. Она пристально и печально поглядела на меня.

— Заходите, что ж, — тихо сказала она. — Заходите, Борис.

Голос ее звучал осторожно — будто она хотела и не решалась что-то сказать, — и я понял: она уже знает о смерти Аркадия. Позвонили им, наверное, из института.

Я поглядел на переднюю — и до того мне тяжело стало! Уж очень знакомо было все здесь, и на вешалке еще висела шляпа Аркадия, а в углу валялись его кеды… Анна Николаевна смотрела на меня с таким участием, которого я никак не ожидал от этой надоедливой ворчуньи. Вымотался я, конечно, за этот день, и долгие логические рассуждения, к которым я себя принудил, ничуть меня не успокоили, а скорее утомили. Хотел было что-то сказать, но горло перехватила судорога. Запасным ключом — он еще болтался у меня на общем колечке — я поскорей открыл дверь в комнату Аркадия, вошел туда и начал растирать горло.

В комнате было чисто и аккуратно, как всегда. На письменном столе стопкой высились книги. Отдельно лежал библиотечный справочник по магнитным полям, под ним — «Physical Review», тоже из библиотеки книга. Я позавчера просил Аркадия, чтобы он принес эти книги в институт. Зачем он их отложил? Просто собирался взять и забыл? Или… или он знал, что я сюда зайду… после? И вдруг мне пришло в голову, что Аркадий оставил записку здесь. Хотя нет, не мог же он знать наверняка, что я сюда зайду, а тем более — когда зайду. И вообще, почему дома, а не в институте, не в лаборатории? Все-таки я пролистал обе книги. Ничего, никакой записки, только бумажка-закладка вылетела. На ней были набросаны карандашом какие-то цифры и грубый, схематичный чертеж хронокамеры. Я на всякий случай обошел комнату, осмотрел подоконник, тумбочку у тахты, книжные полки… Нет записки, ничего вообще особенного нет, все, как обычно: человек прибрал комнату, ушел на работу, вечером собирался вернуться… или не собирался? В шкафу висели оба костюма Аркадия; старый темно-синий и серый поновее. Замшевой куртки и серых элановых брюк не было. Ну конечно, на работе он был в куртке, видел же я, только забыл…

Я вышел. Анна Николаевна по-прежнему стояла у двери.

— Я позже заберу тут кое-что… книги там, записи, — пробормотал я и потом, спохватившись, спросил: — Анна Николаевна, вы не замечали, кто к нему приходил в последнее время?

— Да, считай, никто… — вдумчиво ответила Анна Николаевна. — Один только, из ваших, наверно. Чернявый такой, с усиками, на артиста Раджа Капура похож. Сразу после праздников явился, тогда долго сидел; а на той неделе снова зашел, так поругались они, что ли, он враз убежал и дверью хлопнул, штукатурка даже посыпалась. Несимпатичный такой, невоспитанный… А больше я никого не видала. Без меня если только приходили…

Я перебрал в уме наших с Аркадием знакомых — такого парня определенно не было.

— А почему вы решили, что он из наших?

— Да так… Одет он был хорошо: болонья на нем заграничная, туфли такие красивые, все плетеные, как корзинка… Весь паркет он этими туфлями в коридоре замызгал, — вдруг проворчала Анна Николаевна, совсем так же, как, бывало, по моему адресу. — И говорили они, когда его Аркадий к двери провожал, про ваш институт, что-то про хронофизику вроде бы. Ну, видно же, что не по-простому говорит человек.

— А какой он из себя-то? Высокий, низкий, худой, плотный? — допытывался я.

Нужно обязательно разыскать этого человека! Кто мог приходить к Аркадию домой по институтским делам, да еще не раз? Вдобавок ссора какая-то…

— Да невысокий такой, — сказала Анна Николаевна. — Неказистый, мозглявенький. Только лицом на артиста похож, да и то больше из-за усиков, я так думаю. Ну, волосы у него черные, густые, он их все приглаживал…

— Ладно, спасибо, Анна Николаевна, — сказал я, заторопившись. — Я к вам еще зайду на днях, можно?

Вот и след какой-то отыскался, можно действовать, искать, что-то делать. И я чувствовал, что это будто бы связывает меня с Аркадием, не дает порваться последней ниточке, соединяющей нас — живого и мертвого. И только когда эта ниточка оборвется, Аркадий для меня по-настоящему умрет.

Л иньков пришел к концу дня и молча опустился на потертый кожаный диван у двери.

— Воду на тебе, что ли, возили в этом Институте Времени? — удивился Савченко. — Это ж надо — за один неполный рабочий день человек до ручки дошел. Специфика заела?