Освещенный первыми проблесками зари, Филипсо стоял посередине дороги и размахивал руками, пока приближающаяся машина не затормозила около него.
— Они меня чуть не укокошили, — хрипло простонал он.
С этого момента материал пошел раскручиваться сам собой, как говорят в редакциях воскресных приложений. Филипсо не пришлось выдумывать никаких подробностей. Он только отвечал на вопросы, а остальное доделало воображение Пенфильда, которому во всем этом деле было ясно только одно; перед ним не очевидец, а голубая мечта репортера.
— Они опустились на Землю на огненной струе?
— На трех огненных струях, — Филипсо повел его вниз по склону и показал на обугленные, еще теплые углубления.
— Вам угрожали?
— Не только мне… всей планете. Они грозили уничтожить Землю…
Пенфильд едва поспевал записывать.
— А что вы им ответили? Что не боитесь их угроз?
Филипсо подтвердил, что так оно и было. И так далее.
История эта попала, как Филипсо и хотел, в вечерний выпуск, но он не думал, что она наделает такого шума. А шума было столько, что Филипсо так уже и не вернулся на работу, и алиби не пригодилось. Вместо этого он получил телеграмму от одного издателя, в которой тот спрашивал, не возьмется ли он написать книгу.
Филипсо взялся и написал. Его сочинение отличалось лихостью стиля (это ведь ему принадлежал горящий неоновым пламенем над сотнями магазинов девиз Дешевой Распродажи — МНОГО ТРАТИШЬ — МАЛО ПЛАТИШЬ ), изысканностью манер деревенского увальня и непритязательностью обстановки банкирского кабинета. Оно называлось « Человек, Который Спас Землю» и за первые семь месяцев разошлось тиражом двести восемьдесят тысяч экземпляров.
С тех пор деньги сами потекли к нему. Он получал их от Лиги Приближающегося Конца Света, от Союза Борьбы за Моральное Возрождение Человечества и от Ассоциации Защиты Земли от Космических Пришельцев. Деньги текли с противоположных концов спектра предрассудков — от тех, кто был убежден, что если бы господь предназначал нас для полетов а Космос, то мы бы рождались на свет с хвостовым оперением, как у ракеты, и от тех, кто не верил ни во что, кроме русских, но зато относительно них верил чему угодно. Со всех сторон к нему неслись призывы «Спаси нас!» и оседали на его банковском счету денежными чеками. Хочешь не хочешь, пришлось основать Храм Космоса, чтобы как-то придать делу законный характер, и разве Филипсо виноват, что его лекции половина прихожан, простите, слушателей, принимала за богослужения?
Появилась на свет вторая его книга. Она называлась « Нам Незачем Капитулировать», была на целую треть длиннее и содержала куда больше противоречий, чем прежняя; за первые девять недель она разошлась тиражом в триста десять тысяч. Тут уже те, другие, деньги хлынули таким потоком, что Филипсо пришлось срочно зарегистрировать себя как некоммерческую организацию и отнести все поступления на ее счет. Признаки благоденствия были видны и в самом храме, причем самым заметным была большая радарная антенна, купленная со списанного броненосца и установленная на куполе. Антенна круглые сутки безостановочно вращалась вокруг оси, и хотя она ни к чему не была подключена, с первого взгляда на нее было понятно, что Филипсо начеку и люди могут спать спокойно. В хорошую погоду антенна была видна даже из Каталины, особенно по ночам, когда на ней включали яркий оранжевый прожектор.
Кабинет Филипсо находился в куполе, прямо под антенной, и попасть туда можно было только при помощи автоматического лифта.
Отрезанный от всего мира, Филипсо сидел у себя в кабинете, погруженный в размышления, как вдруг с изумлением услышал позади себя легкое покашливание. Обернувшись, он увидел рыжего человечка небольшого роста. Неизвестно, что бы сделал Филипсо в первый момент — обратился в бегство или вцепился незнакомцу в горло, если бы у того в руках не оказалось средство, которое со времен появления письменности гарантированно успокаивало разъяренных авторов.
— Я прочитал ваши книги, — сказал незнакомец и протянул вперед ладони, на каждой из которых лежало по знакомому тому. — Я нашел их не лишенными искренности и логики.
Расплывшись в улыбке, Филипсо оглядел лишенное особых примет лицо незнакомца и его заурядный серый костюм.
— Общим у искренности и логики является то, — продолжал незнакомец, что они могут не иметь никакого отношения к истине.
— Послушайте, что вам надо и как вы очутились здесь?
Читать дальше