Ольга Елисеева - Дерианур - море света

Граф подавленно молчал, глядя, как к нему на одеяло падают черные бесформенные хлопья того, что еще минуту назад было едва ли не завещанием императрицы.

-- Это права Лизы на престол и... ее вольная. - Алексей отбросил краешек прогоревшей бумаги. - Неужели вы не понимали, граф, что в России есть более сильные претенденты, и они не оставят вашу дочь в живых? В сущности, -- Орлов неожиданно для себя перешел на французский, -- вы ведь могли ее погубить, идя на поводу у хищных устремлений своего брата. Теперь, под угрозой моего доноса, вы и гетман будете выполнять мои указания, - он облизнул пересохшие губы. Все-таки роль вершителя судеб давалась ему нелегко. - Вы примете участие в заговоре на нашей стороне. А что касается Лизы, то, если вы хотите сохранить жизнь своему ребенку, немедленно отправьте ее в имение Таракановка и больше никогда не впутывайте в придворные интриги.

-- Вы защищаете мою дочь от меня? - Усмехнулся граф.

-- Я всего лишь выполняю джентльменское соглашение, - возразил Орлов. - Если оно будет нарушено, я сам ее убью.

-- Вы уже показали, какой из вас убийца! - Вспылил Разумовский.

-- А зачем мне было убивать Петра сейчас? Для того, чтоб кучка придворных болванов без участия гвардии провозгласила императором Павла, а его мать всего лишь формальной регентшей? - Алексея самого потрясло, как быстро в нужный момент он нашел здравое и единственно верное оправдание своего поведения на пожаре.

-- А вы хитрец, молодой человек, - сказал граф. - И политик.

Орлов довольно хмыкнул.

-- Вы принимаете мое предложение?

-- Мне ничего не остается делать.

Пистолетное дуло все еще смотрело Разумовскому в грудь.

-- Опустите оружие, - потребовал он. - В конце концов угроза доноса действует на меня гораздо сильнее.

Алехан засунул пистолет за пояс.

-- Добрых сновидений, граф. Мы не будем тревожить слуг и уйдем, как пришли.

Дверь за Орловыми затворилась.

Камердинер на полу очумело глазел по сторонам. Когда с его головы сдернули кафтан, он так и не понял толком, что же все-таки произошло.

Граф слез с кровати, поежился и побрел к секретеру, где прятал штоф сливянки. Сегодня у него был повод напиться в одиночестве.

Глава 15. ЛУЧШЕЙ ЗМЕЕ РАЗМОЗЖИ ГОЛОВУ

Как ни странно де Бомон не покинул Россию сразу после случая в доме Шувалова. Он не боялся разоблачения. Графа разбил удар, Мавра Егоровна по известным причинам молчала о случившемся, Надин... пропала. Канула в темную февральскую ночь и больше не давала о себе знать. Могла донести? Вряд ли. Тогда ей пришлось бы оговорить и себя, как сообщницу.

Шарль чувствовал, как нарастает напряжение в городе. Каждый день он выглядывал в окно и видел пестрые толпы, нередко они скручивались в яркие водовороты и ни с того, ни с сего начинали кричать: "Виват Екатерина!" В воздухе висели предвестья чего-то грозного, неотвратимого и необыкновенно праздничного. Как если бы венецианский карнавал мог быть не только бестолков, но и кровав в своей детской непоследовательности.

Шевалье чувствовал, что пора уходить. Что вскоре для иностранцев настанут опасные дни. Но ему хотелось посмотреть, что будет дальше, и он оставался писать величайшую в политической истории фальсификацию под окном готового взорваться революцией города.

Вдохновение разбило его, как паралич. Паралич делать что-нибудь, кроме поспешного нервного дерганья пером по бумаге. Он не топил печь, с неохотой выходил в лавку за едой. И писал, создавая шедевр под названием "Завещание Петра Великого". Не столько для своего парижского начальства, сколько для сходившего с ума от предчувствия своей великой судьбы города.

Шарль изводил кучу бумаги и позволял себе отдыхать только во время уроков. Да, да шевалье и здесь взялся преподавать. Только не фехтование, а французский язык. Его ученик вызывал у него острейшее любопытство и дарил чувство сопричастности к событиям, которые вот-вот должны были произойти.

Это был Потемкин. Он разыскал де Бомона по объявлению в "Ведомостях": "Французский литератор. Парижанин. Доктор юриспруденции Сорбоннского университета. Дает уроки изысканной салонной речи для господ, бегло владеющих французским диалектом". Шарль намеренно дал его в надежде именно на такой результат. Они интуитивно искали друг друга. И нашли. Гриц очень хотел больше не ударить в грязь лицом перед Като. В университете хорошо учили французскому, но у Потемкина не было практики. Теперь она появилась.

Де Бомон вдохновенно "лепил ему язык", как в литературе старый мастер ставит молодому руку. Ученик был способный, и шевалье из любви к чистому искусству намеревался привить ему лексику парижского бомонта, версальский языковой шик. Высшую печать, пропуск, открывающий двери любой светской гостиной.