Брайан Герберт - Дюна - Дом Коррино

— Питер, долго еще мне ждать?!

Незаметный ментат следил за командой, грузившей на залитый ослепительным желтоватым светом фрегат ящики с вещами. Казалось, что де Фриз спит на ходу, но барон знал, что ни одна мелочь не ускользает от внимания ментата, который мысленно вычеркивал из списка багажа каждую погруженную на корабль вещь.

— Думаю, что еще один стандартный час, мой барон. Нам надо захватить с собой массу вещей, а эти рабочие едва шевелятся. Если хотите, я займусь одним из них, тогда другие начнут работать живее.

Барон подумал немного, но потом отрицательно покачал головой.

— У нас есть еще время до прибытия лайнера. Я буду ждать в каюте фрегата. Чувствую, что чем раньше я уберусь с этой проклятой планеты, тем лучше.

— Слушаюсь, мой барон. Если желаете, я распоряжусь приготовить закуску. Это поможет вам отдохнуть.

— Я не нуждаюсь в отдыхе, — ответил барон грубее, чем рассчитывал. Ему не нравились намеки на его телесную слабость.

Ведьмы Бене Гессерит наградили его отвратительной неизлечимой болезнью. Когда-то он гордился своим совершенным телом, которое эта Мохиам с ее лошадиной физиономией превратила в дряблый мешок жира, который, правда, сохранил сексуальное влечение и ясный ум, которым барон отличался и в юности.

Саму болезнь он хранил в глубочайшей тайне. Если Шаддам узнает, что Харконнен болен и не может справляться с управлением, то его немедленно лишат имперского лена на Арракисе и заменят Харконненов другим аристократическим семейством. Поэтому барон всячески внушал окружающим, что его тучность есть следствие обжорства и гедонизма, впрочем, такое впечатление было очень легко поддержать.

Он улыбнулся, вспомнив, что собирался устроить званый пир, вернувшись в Убежище Харконненов на Гьеди Первой. Для того чтобы создать видимость, он заставит гостей объесться, последовав его примеру.

Многочисленные лечащие врачи барона настояли на том, что сухой и жаркий климат Арракиса пойдет на пользу его здоровью. Но Владимир Харконнен ненавидел Арракис всеми Фибрами своей души, несмотря на то что действительно чувствовал себя лучше, регулярно принимая меланжу. Он часто посещал Гьеди Первую хотя бы затем, чтобы исправлять ошибки, которые в его отсутствие творил его тупоголовый племянник, Бестия Раббан.

Рабочие продолжали носить вещи, и охрана, образовав живой коридор, выстроилась на пути следования к фрегату.

Питер де Фриз проводил барона по теплой взлетной площадке до корабля и помог подняться на борт. Там ментат приготовил стаканчик сока сафо для себя и большой бокал киранского коньяка для своего хозяина. Барон уселся на мягкий диван, устроился поудобнее и затребовал у капитана последние данные разведки.

Просмотрев донесения, он тяжело вздохнул, и хмурое выражение его лица сменилось злобной гримасой. Барон до сих пор не слышал о дерзком нападении Атрейдеса на Биккал и о поддержке его действий Ландсраадом. Проклятые аристократы действительно симпатизировали Лето и даже открыто аплодировали его жестокой мести. А теперь еще император опустошил Зановар.

Кажется, обстановка накаляется.

— Наступили смутные времена, мой барон. В мире столько агрессии. Вспомните Грумман и Эказ.

— Этот герцог Атрейдес, — барон поднял вверх пакет с донесениями и смял своими унизанными перстнями пальцами, — совершенно не уважает закон и порядок. Если бы я направил свою армию против какого бы то ни было аристократического Дома, Шаддам бы прислал сардаукаров и они перерезали бы мне глотку, а Лето все сошло с рук.

— Формально герцог не нарушил ни одного закона, мой барон. — Де Фриз замолчал, выполняя нужную ментатскую проекцию. — Члены Домов любят Лето, и он пользуется их молчаливой поддержкой и симпатией. Не следует недооценивать популярность Атрейдеса, которая год от года продолжает расти. Многие Дома смотрят на герцога, как на пример, и хотели бы подражать ему. Они видят в нем героя…

Барон отхлебнул коньяк и недоверчиво фыркнул.

— По совершенно непонятной мне причине.

Он со стоном откинулся на спинку дивана, с удовольствием прислушавшись к наконец зарокотавшим двигателям. Фрегат оторвался от взлетной площадки и поднялся в черноту ночного неба.

— Думайте, мой барон. — Де Фриз редко позволял себе разговаривать с бароном в таком тоне. — Смерть сына была нашей кратковременной победой, которая, как это ни прискорбно, превратилась со временем в победу Дома Атрейдесов. Эта трагедия пробудила дополнительные симпатии к герцогу со стороны благородных семейств. Ландсраад проявит снисходительность, и Лето простят то, что не простили бы никому. Биккал тому доказательство.