М Емцев: Ярмарка теней

Но, столкнувшись с пустяковой проблемой из сферы чистой практики, он мгновенно терялся и сразу же начинал волноваться. И тогда казалось, что вся его деятельность сводится к тому, чтобы волноваться. Он волновался часто и подолгу. Кричал, ругался, обижался и обижал. Но это было особое волнение. Оно направлялось на возбуждение соседа, друга, сотрудника. Падре увлекал своим энтузиазмом других. Больше всего его раздражало равнодушие собеседника. "Славненько мы с ним полаялись" - это у него была высшая аттестация разговора. И странное дело, обычно под его давлением посторонние люди находили то, что хотел найти он сам. Не будучи одаренным сверх меры, он рождал таланты вокруг себя. Он создавал их даже из людей ничтожных, давно разуверившихся в своих возможностях. Таков был Падре, и этого у него нельзя было отнять. Его энергии хватало на многое. Он заражал каким-то детским неистребимым любопытством. А с любопытства-то, собственно, и начинается путь исследователя к цели.

- И еще одно поручение, Александр Григорьевич, - сказал он в конце совещания, когда сотрудники начали расходиться.

Второв внимательно посмотрел в зеленоватые глаза Падре. Внимательно и даже подозрительно, потому что не знал, что ему предстоит. В какие битвы бросит его рука шефа? Какие резкие повороты ждут его через минуту? Нет, шеф все же из джунглей. Недаром в характеризующих его анималистских сравнениях никогда не фигурировали животные средней полосы. Все из тропиков.

- Вам придется повозиться несколько дней с американцем. Его прислало к нам министерство. Никто не хотел брать, вот и пришлось мне...

"То есть мне", - подумал Второв.

- Хорошо. - Он не в силах был вести неравный бой наедине с Падре. Тем более, что сегодня он уже один раз устоял. - Хорошо, - повторил Второв.

Когда он познакомился поближе с Кроуфордом, стало понятно значение выжидающего взгляда Падре.

Второв и сегодня убежден, что Кроуфорд самый нетипичный из всех американцев. Это пародия на существующее представление об американцах. Это вызывающее искажение привычного образа, которое должно преследоваться по закону, как продажа товара под фальшивой этикеткой.

Кроуфорд высок и черноволос. Среди американцев такие, правда, часто попадаются. И пробор на голове, и костюм, и туфли у него американские. Он курит сигареты "Кэмел" и пьет перед обедом апельсиновый сок.

Но медлительность! Бог ты мой, что за унылая медлительность! Когда в течение получасовой беседы Кроуфорд произнес только три фразы, Второв недоумевал. Какой, однако, выдержанный иностранец! На банкете, длившемся около трех часов, Кроуфорд разразился речью из двадцати пяти слов, причем пять-шесть из них были артикли. Затем он замолк и не проронил ни звука в ближайшие двое суток. Вот тогда Второв испугался. Кроуфорд словно жил в замедленном темпе. Задав этому человеку вопрос, Второв мог спокойно курить, разговаривать с сотрудниками, обедать. Возвратись, он заставал Кроуфорда в том же положении. Тот, казалось, уже начал размышлять над вопросом. Но ответ поступал только на следующее утро. Примерно так же Кроуфорд относился ко всему миру. Вернее сказать, он не относился к нему никак. Не реагировал, и все.

Кроуфорд больше всего любил безглагольные неопределенные предложения, которые в его произношении на русском языке не имели вопросительной интонации. Непонятно было, спрашивает он или подытоживает и обобщает предыдущую мысль собеседника.

Второв подозревал, что предки Кроуфорда родом из Финляндии. Он так прямо и спросил американца, но услышать ответ ему не довелось. Не хватало терпения.

И все же Второв отчетливо видел, как американец постепенно узнает все, что ему нужно. Он узнавал все, что ему было нужно, с помощью молчания. Второв уже побаивался, не сказал ли он чего-нибудь лишнего. Но и молчать, подобно Кроуфорду, целыми часами он не мог. Приходилось что-то говорить. И в этом "что-то" обязательно содержались слова, касающиеся работы, потому что Второв жил своей работой, пожалуй только работой. Поговаривали, что от него ушла жена, дочь какого-то отставного начальника. Так ли это, никто не знал. Второв был не из болтливых. Но сама возможность такого происшествия ни у кого не вызывала удивления. Второв дневал и ночевал в лаборатории. Какая жена это будет терпеть? Дура? Подвижница? Вероятность и того и другого примерно одинакова и не очень высока. Оставалось предположить, что жене Второва просто не было до него ни малейшего дела. А такие в один прекрасный день уходят. Или от них уходят. Вот почему некоторые говорили, что Второв сам ушел от жены. Недаром же он снимал какое-то время комнату где-то в Марьиной роще, пока не въехал в кооперативную квартиру.

Читать дальше