Феликс Дымов: День без Смерти

— Ну, я пошла, мальчики, — сказала Лина. — Доспорьте тут без меня.

— О чем? — Это, конечно, Маргарита с ее галантностью, как у того робота.

— Об эгоизме. Об аномалиях. О том, что один человек ничего не решает.

— Но все это первоисточники, Лина! — добродушно пробасил Эдик.

— Их тоже писали бородатые мальчики вроде нас. И, наверное, так же увлекались даджболом. А девочки рядом зря себе выдумывали сиреневые глаза.

Все как по команде взглянули на стол Иечки.

— Послушайте, молодое дарование! — Ростик, загадочно улыбаясь, высунулся из-под шлема. — Бросай свою палеофренологию, переходи к нам. С такой головой мы тебя быстро остепеним.

— Нет уж. Лучше вы к нам, дорогие психологи. Я имею в виду — к людям. Кончайте играть в ваше кошки-мышки, Кешки-Мимишки! Умоляю, вернитесь к человеку. А то опоздаете.

— Интересно, из каких астрологических справочников ты черпаешь информацию?

— Думаете, зря переполошились эринии? Гибель одной цивилизации они уже пережили.

— Кстати, об эриниях. — Ростик посерьезнел. — Готов спорить и ставлю за это свое место в центре нападения против… — Он нарочно сделал паузу.

— Кубинской марки с черепахами! — принял вызов Эдик.

— Двух пирожных, которые я не съем завтра за обедом! — с комическим вздохом предложил Гуннар.

— Детективных очков Яниса!

— Секрета расцветки моих галстуков!

— Нет, коллеги. Против улыбки нашей очаровательной Кассандры.

— Неоригинально, но все равно приятно. Согласна, — откликнулась Лина.

— Так вот, друзья. Держу пари, что все эти угрюмые цветочки взволнованы не фактором предполагаемой смерти какого-то нетопыря, а общим уровнем жестокости в лаборатории: на неожиданный жест “укротительницы” не последовало ни слова протеста,

Кто-то удивленно присвистнул:

— Доказательства, шеф?!

— Попробую. Эриниям ничего не известно про мои гермески, так?

— Чужим! — уточнил Гуннар. — Зато наша, которую ты приволок с выставки и самолично пестовал, информирована неплохо.

— Прекрасно, будет контрольный экземпляр. Если прав Слуцкий, эринии отреагируют так же, как и в случае с Кешкой: падут ниц. Если же я… Короче, приготовились…

— Постой! — Лина внезапно схватила Ростика за руку. — Не сегодня, пожалуйста. Не дразни судьбу.

— Что ты себе позволяешь? — возмутилась Маргарита, но шеф мягко отстранил ее:

— Прости, Лина, не понял.

— Хватит чудачеств. Повремени.

— На этот счет существуют два мнения: одно мое, другое — ошибочное.

— Не балагань, Ростислав. Я знаю твое отношение ко мне и к моим ощущениям, мне это безразлично. Тем не менее рискну заявить: сегодня твое везение кончилось. Заклинаю самым дорогим на свете: отложи, что задумал. Пусть моя просьба покажется тебе смешной и нелогичной, все же прошу: посмотри на эриний. Не веришь мне — им поверь!

— Теряем время! — не выдержала Маргарита.

— Погоди, Рита. Пусть человек выскажется.

— “Выскажется”! Будто я могу объяснить. Да, я ненормальная, психованная, называй как хочешь, только услышь. Сдайся, снизойди, пересиль себя, на послушайся… Ты сильный, лихой, удачливый, что тебе стоит один раз уступить? Ведь тебе безразлично, уступи из прихоти. В конце концов, бывают такие случаи, когда надо вслепую поверить, а? Просто так. На слово. Без доказательств. Хотя бы для оригинальности. Чтоб потом похвастаться…

— Пока еще здесь я командую, девушка, — парировал шеф. — На правах начальника сектора, разумеется. Вперед, друзья!

Лина отвернулась от него, пошла на психологов:

— А вы чего стоите? Уговаривайте! Удерживайте! Не пускайте! Боитесь? Как же, одна девчонка целую лабораторию переубедила. Заставила решать — вопреки логике, не думая… Но у меня больше ничего против вашей логики, парни, чтоб ей тут вот так и засохнуть! Только боль и крик…

Она вернулась к Раллю, звенящим голосом спросила:

— Ралль! А ты почему молчишь? Ты-то ведь знаешь… Не молчи. Скажи им. Тебя они послушают.

Но Ралль не разжал губ. Он не знал, он просто чувствовал в отчаянной тишине, что ему плохо. А будет еще хуже. На мгновение Линка в его глазах слилась с поверженной в прах Ростиковой эринией. Девушка искала его взгляда. Но Ралль не поднял глаз, не шагнул навстречу. Не столько из опасения выглядеть смешным, сколько из страха выйти в мир неточных, неопределенных мерок — мир ощущений и настроений. Нужно было сделать усилие, чтобы покинуть стандартный поток чужих мыслей и удобных поступков. А у него на такое усилие уже не доставало Решимости. В чем-то он, безусловно, предавал сейчас и Ростика и Линку. И все же не мог заставить себя вмешаться.